— Где же это я раздобуду землю Сталинграда? В кармане уже билет на «ТУ-104». Завтра вылетаем.
Зайцев ничего не ответил и ушел. На другой день, не застав меня дома, он приехал на Внуковский аэродром. Сдержанно поздоровался и сунул завернутую в целлофан палешанскую шкатулку:
— Вот, передай от советских полярников из Антарктиды. С ребятами я согласовал. Образец коренной породы с горы Гаусс. Есть там такая гора неподалеку от Мирного…
Земля Антарктиды!.. Темно-бурый песчаник. Коренная порода самого загадочного материка…
Я держу на ладони кусок породы и думаю, что это будет достойный подарок для молодых индонезийцев. Вот почему так тщательно оберегаю я палешанскую шкатулку…
Океан по-прежнему беснуется. Положив шкатулку под подушку, выхожу в коридор.
— А правда, что там растет хлебное дерево? — обращается ко мне один из матросов. Я узнаю его. Это котельный машинист. Вчера я спустился в машинное и котельное отделения. На меня дохнуло шестидесятиградусным жаром. В недрах корабля шла своя деловая жизнь. Моряки следили за горением в топке котла, включали форсунки, поддерживали вакуум в главном холодильнике, обслуживали испарительные установки. Горячий воздух обжигал легкие, пот застилал глаза, палуба уходила из-под ног. Но вахтенные держались спокойно. Котельный машинист донимал меня вопросами об Индонезии, и в конце концов я вынужден был признаться, что сам имею довольно смутное представление об этой стране, раскинувшейся по обе стороны экватора.
Страна трех тысяч островов, жемчужина Малайского архипелага, да и всей Юго-Восточной Азии, кладовая мировых запасов каучука, олова, нефти, копры, хинного дерева, какао и пряностей. Ява, Суматра, Целебес, Борнео, Западный Ириан; 17 августа 1945 года на территории Нидерландской Ост-Индии в результате всенародной освободительной борьбы образовалось молодое национальное государство — Республика Индонезия — вот и весь запас моих книжных познаний.
Но матросик попался настырный. Он хотел знать решительно все. Какие они, индонезийцы? Говорят, что там будто бы растут дынные и колбасные деревья. А то еще вроде там есть фикусы высотой с двухэтажный дом…
Теперь мы опять встретились. Котельный машинист забрасывает меня вопросами. И такая ненасытная жажда узнать что-нибудь о той земле, куда мы идем, светится в его глазах, что я невольно останавливаюсь, и мы, хватаясь за переборки, беседуем. Ему хочется взглянуть на Южный Крест, а на верхнюю палубу свободных от вахты не выпускают. Может смыть волной…
Да, почти в каждом живет романтик…
Я поднимаюсь на мостик. Меня охватывает почти холодный ветер.
Так вот ты какой, океан-океанище!.. Безграничная пустыня, всклокоченная, вспененная. Темная до черноты синева, и только за кормой — ослепительный по чистоте красок изумрудно-зеленый след. Поднимаются и поднимаются у самых бортов стеклянно-прозрачные синие глыбы, гуляют по палубе бака волны, долетают до мостика крупные брызги и пена. На эскадренные миноносцы страшно смотреть: они зарываются в волну по мостик, ложатся на борт так, что показывается красное днище. Ураганный ветер, достигающий двенадцати баллов… Даже обессиленный острокрылый буревестник упал на мостик…
А потом — экватор. Традиционный праздник «Посвящения в морские души». Нептун и его свита. Необитаемые острова, окаймленные узкими коралловыми рифами и покрытые непроходимыми тропическими лесами. Летучие рыбы и яркие бабочки и стрекозы, залетевшие с Борнео, паруса яхт в слепящем зеленом просторе. Яванское море… Оно теплое, как парное молоко.
В шесть часов гаснет золотисто-багряный закат. Почти мгновенно наступает ночь. Глубокое черное небо, усыпанное сияющими гроздьями звезд…
— Вот Южный Крест. Вроде ромба!.. — негромко произносит мичман, стоящий неподалеку, и указывает на четыре яркие звезды.
Да, это Южный Крест и другие, совсем незнакомые созвездия: Центавр, Райская Птица, Южный Треугольник, Летучая Рыба. Серебряной пылью клубятся Магеллановы облака. И тут же у Креста — бездонные провалы — «угольные мешки». Сверкающей дугой протянулся над головой Млечный Путь. Нет, это не наше северное небо… И невольно приходит на память вопрос, заданный мне еще в начале пути матросом Коробейниковым: «А какое оно, чужое небо? Может быть, такое же, как у нас в Красноярске?»
Мы стоим на носу крейсера. Немая тишина. И кажется, будто корабль идет в звездную вечность.
Мы за экватором. В другом полушарии земли…
Порт Танджунгприок. Плавучие доки, окрашенные в нестерпимо яркие зеленые и красные цвета, огромные иностранные лайнеры. А в блеске свежего утра на обширной отмели виднеются свайные постройки рыбаков, юркие лодочки с низко наклоненными квадратными парусами и бамбуковыми балансирами, ладьи-прау, отделанные резным орнаментом.