– Не особо. Я всё утро ем шоколад. А ты голоден, Руперт? – спросил Тургид.
– Я всегда голоден, – честно ответил Руперт.
– Руперт умирает с голоду! – прокричал Тургид. – Он пообедает с нами. Хорошо, матушка?
– А, да, хорошо, – отозвалась миссис Риверс. – Ещё один человек для игр. Игры всегда интереснее, когда игроков больше.
Игры
Через несколько минут все собрались в столовой.
– Однако, – заметил дядя Моффат, когда все расселись, – с каждым годом время, когда мы садимся за рождественский ужин, похоже, делается всё более нелепым.
– Да, а почему обед так рано? – не поняла Сиппи, маленькая сестрёнка Тургида.
– Вопрос стоит так: у нас ранний обед или у нас жареные рёбрышки на завтрак? – провозгласил дядя Генри, худой мужчина с всклокоченными седыми волосами и крючковатым носом.
– Мне, наверное, нужно рассказать тебе, кто все эти люди? – спросил Тургид, когда Биллингстон поставил дополнительный прибор для Руперта.
– Мне ни за что их всех не запомнить, – пробормотал Руперт, думая про себя: «Давайте уже еду, давайте уже еду».
– Наверняка запомнишь. Это мой брат Роллин, это моя сестра Сиппи. Матушка возле тебя во главе стола, плотненькая со светлыми волосами и в чудных очках, из-за которых глаза у неё словно прищурены, – зашептал Тургид тихонько, чтобы она не услышала. – Напротив неё на другом конце стола мой отец. Вон мой дядя Моффат – тот толстяк с пунцовыми щеками. Он живёт здесь с моими кузенами, но они противные. Их зовут Уильям, Мелани и Тургид. Спокойно можешь с ними и не разговаривать. Обычно они весь обед препираются между собой. Их мать, тётя Анни, уехала на молочную ферму в Висконсине – даже не спрашивай! Возле камина в пурпурном смокинге сидит мой дядя Генри. Та жилистая, белая как мел дама с вьющимися рыжими волосами, которая сидит рядом с ним, – тётя Хазелнат. Её легко запомнить, потому что, не считая матушки, она здесь единственная женщина.
– Ещё один Тургид, ты сказал? Это семейное имя?
– Нет, и когда дядя Моффат и тётя Анни объявили, что назовут сына Тургидом, разразился большущий скандал. Ах да, а вон и библиотекарша, о которой я тебе уже рассказывал: шпионит за нами из-за портьер. Я и забыл, что есть ещё одна женщина, кроме матушки и тёти Хазелнат. Я вечно про неё забываю во время обеда, потому что она рта почти не раскрывает. Мы мало что знаем о её прошлом, но мы с ней не накоротке, поэтому вроде как нехорошо расспрашивать. Но ты можешь спросить что угодно. Она всё знает. Давай, попробуй. Матушка полагает, что она библиотекарь-консультант.
– Может, попозже, – сказал Руперт.
Он был смущён и оглушён. Все говорили одновременно, и в комнате царила какофония звуков. Миссис Повар вошла с супницей и, начиная с конца, где сидел отец Тургида, стала половником разливать суп по тарелкам, которые Биллингстон ставил перед членами семьи.
Как только суп достиг второго Тургида, тот схватил ложку и начал есть, однако тут дядя Генри вскричал:
– Хлопушки!
– Положи ложку, Тургид, – велела тётя Хазелнат.
– Ох, терпеть не могу хлопушки, – проворчал мистер Риверс. – Какая взрывная чепуха!
– Никакая не чепуха! Хлопушки все любят, – заявил дядя Генри, протягивая Руперту непонятный цилиндр, завёрнутый в подарочную бумагу словно большая конфета.
Прежде чем хоть что-то сделать со своим цилиндром, Руперт подглядел, как сидящие за столом по двое одновременно тянули за концы каждой хлопушки. С негромким хлопком цилиндры разрывались, выбрасывая бумажные короны, листочки с шутками и небольшие сувениры.
– Так, давайте прежде, чем приступить к еде, зачитаем все шутки вслух, – велел дядя Генри.
– «Что один снеговик сказал другому?» – выпалила Сиппи.
– Морковкой пахнет! – крикнула, заходясь от смеха, тётя Хазелнат.
– «Что один северный олень сказал другому?» – прочитал дядя Генри.
– Я не знаю, – сказал дядя Моффат.
– «Ничего. Северные олени не умеют говорить», – зачитал дядя Генри.
И так они читали по цепочке. Когда подошла очередь Руперта, и он стал судорожно разворачивать свою бумажку с шуткой, дядя Генри громыхнул:
– Погоди минутку. Ты кто?
– Р-р-р-руперт, – запинаясь, выговорил Руперт.
– Это нам ни о чём не говорит, – бросил дядя Моффат.
– Он лежал на газоне перед домом, почти заледеневший и совершенно без чувств, – сказал Тургид.
– Батюшки-светы, ещё один библиотекарь! – вскричал дядя Генри.