— Да кака деревня, — махнул рукой хозяин. — Всего-то три избы.
— Чьи же вы будете?
— Боярина Нездинича холопы, чьи ж еще…
Хозяин притащил от порога охапку дров и подбросил в печь несколько поленьев.
— Куды ж вас, милые, в этакую коловерть понесло? — снова подивился он, разглядывая Негубку. — Говоришь, купец, а кожух на тебе мужичий…
— Верь, хозяин, купец я, — подтвердил Негубка. — Да вот остался и без товару, и без лошадей. Товарищей моих посекли…
— Худо, худо, — помотал нечесаной головой мужик. — Теперь-то как?
— Даст бог, не пропаду…
— Загодя не радуйся.
— Оно-то так, — согласился Негубка. — Да уж и то хорошо, что добрались до своих. Дальше легче будет.
— Кому легче, а кому и тяжелей. Нам вот ждать уж боле нечего. Вовсе по миру пустил нас боярин. Как есть разорил… Да еще и литва нет-нет шумнет. Только в лесах и спасаемся.
Хозяйка тем временем накрыла на стол.
— Угощайтесь чем бог послал, — пригласила она Негубку с Митяем. — А мы уж вечеряли…
Ребятишки теснились на лавке, смотрели на нежданных пришельцев с любопытством.
На ужин была ветряная рыба да распаренная репа. Да еще жбан квасу. Негусто в крестьянской избе.
— Ране-то хоть река была у нас обчая, — сказал хозяин, — а ныне приезжает тиун, смотрит, не ставим ли свои заколы. Повсюду боярские знамена, куда ни ткнись. И хоть дичи в лесу видимо-невидимо, а и зайца не возьмешь. Борти тож не наши…
Ребятишки на лавке захныкали. Тот, что взрослее других был, дернул мать за подол.
— Ну, чо тебе? — встрепенулась хозяйка.
— Есть хотим, — протянул мальчонка нудливым голосом.
— Им только есть подавай, — рассердилась мать. — Давно ли вечеряли?
Мальцы смотрели на нее просящими, испуганными глазами. Хозяин неторопливо сказал:
— Не скупись-ко, дай чего не то. Им нашей беды не уразуметь. Дети…
Поев того же, что и гости, мальцы успокоились и легли спать вповалку, прямо на полу. Гостям кинули на лавку потрепанный полушубок.
За много дней впервые уснули Негубка и Митяй спокойным, крепким сном. Негубке снилась его старая лодия, груженная дорогим товаром, а Митяю снился Ефросимов монастырь и сам игумен с насупленными бровями и добрым взглядом.
Утром, распростившись с хозяевами, они снова двинулись в путь.
Метель к рассвету улеглась, выглянуло солнце. Снег поскрипывал под ногами, а сердитый морозец прибавлял Негубке и Митяю легкого шагу — шли они весело, открыто, на родной земле таиться им было не от кого.
Возле Плескова, на счастье, встретил Негубка знакомого купца с обозом из Чернигова.
Подивился купец, разглядывая путников:
— Вот так Негубка! По всей Руси только и разговору промеж купцов, что о твоей удачливости. А тут на-ко…
— И на старуху бывает проруха… Не в Новгород ли держишь путь?
— А куды ж еще!.. Садитесь, подвезу.
Дальше дорога была просторней. Подолгу на ночлегах обоз не задерживался, кони были кормлены и возы тянули споро.
Через два дня на вечерней зорьке увидели обозники могучие стены новгородского детинца и купола Софийского собора. Радость была великая. Кони встали, люди высыпали на снег, крестились и обнимались друг с другом. Трудная дорога осталась позади. Можно было сунуть обратно под тюки мечи и сулицы, раскупорить прибереженные для этого дня бочонки с медом и брагой.
Купцы пили и веселились, пили и веселились обозники. Шли по кругу ковши и чары, и крепкие словечки перемежались задорными скоморошинами.
А через другие ворота, с другого конца Новгорода, въезжал в ту же самую пору совсем другой обоз. Встречали его церковным пением и колокольным звоном, со святыми дарами, с хлебом и солью.
И не знали, что им делать, новгородцы — не то плакать, не то радоваться. В переднем возке въезжал в Новгород новый князь — сын грозного Всеволода юный Святослав. А чуть поодаль, в другом возке, везли запечатанные в простой колоде останки владыки Мартирия. И еще подале, в третьем возке, ехал новый новгородский владыка, поставленный владимирским князем, огненнобородый и пышущий здоровьем Митрофан.
Так и радовались, плача, и плакали, радуясь, новгородцы. А колокола все звонили и звонили, и зимний режущий ветер разносил этот звон по всей Руси…