- Могу себе представить. - От Кит повеяло холодом. - Скажите Фрэнку, что я сейчас приду.
Когда она вошла, Раш сидел, ссутулившись, в кресле Арчера и курил трубку.
- Как дела, Раш?
- Лучше не придумаешь. - Он привстал и быстро поцеловал Кит в губы. Ты фантастически хороша.
- А у тебя вид что-то неважный.
- Правда? - Он усмехнулся. - Все равно я тебя люблю, как бы ты со мной ни обращалась.
- Хватит, Раш, я устала. Так будешь смотреть или нет?
- А, собственно, зачем? Если ты знаешь свое дело - а все мы в этом уверены, - то твой материал не может быть плох.
Кит заколебалась.
- Наскандалил, а теперь в кусты?
- Перестань меня стыдить. Киска. Сама знаешь, я возбуждаюсь от бизнеса, а не от искусства. - Он показал большим пальцем на окошко киномеханика. Можешь его отпустить.
Поразмыслив, Кит нажала кнопку.
- Спасибо, Фрэнк. Оставьте пленку в аппарате и на сегодня можете быть свободны.
Через несколько секунд свет в окошке погас; теперь в просмотровом зале горел лишь синий фонарик над лестницей.
- Так в чем дело? - Кит старалась не смотреть на Раша.
Он взял ее за подбородок, заглянул в глаза:
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Очень надеюсь.
Она удивленно приподняла бровь:
- Тебе-то что? Что-то я в последнее время не замечала, чтобы тебя интересовали дела "Горизонта".
- Арчер хочет прикрыть "Последний шанс", разве ты не знала? У твоего приятеля Ренди те же намерения.
- Ренди?
- Ренди Шеридан, вице-президент "Горизонт пикчерс". Соображаешь?
- А ты, Раш? Ты тоже хочешь меня прикрыть?
Он дотронулся пальцем до кончика ее носа и, неожиданно поднявшись, вышел. Она уже не знала, кто ее больше бесит:
Арчер или Раш. Машинально Кит нажала кнопку и запустила "Последний шанс". Ей казалось, что она полжизни провела в темных кинозалах, просмотровых, монтажных. Действительно ли этот тридцатиминутный ролик пленки, за который борются двое мужчин, так важен для ее карьеры?
***
Кит Рейсом приехала в Лос-Анджелес в 1958 году, получив актерский контракт с "Центурион пикчерс". Ей было двадцать лет, она уже имела опыт работы манекенщицей и фотомоделью, дважды снималась в телевизионной рекламе и играла в студенческом театре колледжа, где проучилась всего год. К своему контракту она относилась несерьезно, так как не считала себя актрисой. Однако нашедшие ее в Нью-Йорке агенты "Центуриона" придерживались другого мнения.
Сперва Кит ничем не отличалась от многочисленных кобылок в большой конюшне студии и легко позволяла собой помыкать. На студии она воспринималась всего лишь как одна из многих девиц с экзотической внешностью и великолепными ногами пловчихи. Она не поднималась выше эпизодических ролей в пляжных поделках, где действие непременно разворачивалось в дальних краях - на Гавайях, Таити, Бали; привыкла изображать туземок, никогда не открывала на экране рот и носила легкие туники, отлично подчеркивающие достоинства ее фигуры. Зрители были от нее без ума.
Вне экрана студия старалась закрепить за ней этот имидж: одевала почти в те же туники и советовала помалкивать, поскольку никогда нельзя было угадать, что она скажет. "Просто молчи, остальное сделают люди с камерами", - внушали ей. И невинная Кит охотно подчинялась.
Но постепенно она начала жалеть, что так покорно позволяет манипулировать собой. Ее личико красовалось повсюду - от обложек бульварных журналов до светских разделов серьезных информационных изданий. Ей казалось, что ее заперли в клетке, увешанной зеркалами. Со временем ситуация только ухудшилась: зеркала становились то вогнутыми, то выгнутыми, как в комнате смеха. Не веря своим глазам, Кит находила себя на фотографиях рука об руку с известными актерами, с которыми даже не была знакома! Фоном фотографий чаще всего был ресторан, куда она наведывалась с подружкой и где вечером их щелкали при выходе фотографы. Подружку безжалостно обрезали, а ее место занимал незнакомец в ковбойской шляпе - новая звезда, рекламируемая студией. Эти проделки злили Кит, потому что фотографии выглядели как снимки событий, которым скорее всего никогда не дано было случиться.
Потом ее начали называть по имени и фамилии и цитировать. Во всяком случае, свое лицо на фотографиях она узнавала, хотя цитаты явно принадлежали какой-то незнакомке, вызывавшей у нее разве что страх. Если судить по приписываемым ей изречениям, она давно превратилась в мелочную пустышку, добивающуюся успеха исключительно в постели. Оставалось только удивляться, почему публика от нее до сих пор не отвернулась.
На четвертый год контракта Кит, созданная прессой, набрала собственную инерцию и сделалась неподвластна студии.
Она порхала по Голливуду, как беглая заключенная, дразнящая своих преследователей, и все ждала, когда же наконец откроется, что у нее полностью отсутствует актерский талант, что есть масса хорошеньких девчонок и помимо нее, что она - просто ничто... Мечтая о бегстве. Кит стала меньше появляться на людях и все больше погружалась в себя. Из дому она выходила, только когда наступала необходимость ехать сниматься, навестить друзей, намотать на спидометр сотню миль, несясь в одиночестве вдоль пустого ночного пляжа в белом "олдсмобиле" с откидным верхом. На студии стали жаловаться на ее замкнутость. Именно по этой причине агент завел привычку звонить ей по два раза на дню.
- Кит, детка, - ворковал Сэм Ротман, поднося трубку так близко ко рту, что до ее слуха доносилось его дыхание; ей даже казалось, что она слышит работу его мозга. Он всегда называл ее "Кит-детка", превратив два слова в одно. - Кит, детка, твое поведение в последнее время вызывает нарекания.
- Знаю, Сэмми, но ничего не могу с этим поделать.
- Придется постараться, у тебя ведь контракт. Они...
- Съедят меня с потрохами, - заканчивала за него Кит.
- Вот и изволь быть посговорчивее.
- Я делаю свою работу; учу текст, никогда не опаздываю.
Стараюсь, как могу, а потом уезжаю домой. Даже не требую прибавки.
- Секретарша тоже может похвастаться, что умеет печатать на машинке. Кит, детка, тебе давно пора запомнить правила игры.
Кит сидела с ногами в кресле-качалке в своей маленькой спальне, с вышивкой на коленях, вертя в руках наперсток.
- Наверное, я их просто не понимаю, Сэмми.
- Понимаешь, ты ведь умница. Просто ты решила, что правила можно обойти. Тут ты ошибаешься.
- Ты уверен?
- Более чем. Я вполне преуспевающий человек, и деньги мне приносит понимание того, что пользуется спросом. Чтобы выжить, я должен разбираться в людях. Знаешь, сколько народу твердит, будто знает, что хочет смотреть зритель? Я поступаю иначе: я ответственно говорю, за что зритель готов выложить денежки. Все упирается в деньги, Кит, детка, в них все дело. Те, кого я уговариваю - люди со студии и публика, - хотят получить даром чуть-чуть того, за что обычно платят. Немного дармовщины! В твоем случае... - Сэм закашлялся и перевел дух. - Так вот, в твоем случае дармовая Кит - это то, что можно найти в газетах, в журналах, увидеть на телеэкране. Если дармовая Кит нравится, то будут платить и за дорогую Кит. Значит, будет работа и у тебя, и у меня, и у всего Голливуда. Деньги, детка! Бизнес есть бизнес. Лучше тебе бежать с ним ноздря в ноздрю.
Ноздря в ноздрю! Кит ломала голову, где Сэмми подхватил это выражение, к которому прибегал всегда, когда говорил серьезно, когда ждал от нее капитуляции. Простенькое словосочетание, а как безотказно действует! Возможно, это даже шулерская кодовая фраза.
- Дай мне еще немного времени.
- Время? Нет, это как раз то, чего у такой смазливой актрисы, как ты, не может быть. Поезжай завтра на студию...
- Завтра у меня выходной.
- Тем лучше. Подпишешь несколько своих фотокарточек, пообещаешь ответить на письма поклонников, пококетничаешь с репортерами. Пусть получат немного дармовой Кит.
- Знаешь, что я нашла вчера на студии, Сэмми? Афишу "Двойного возмещения" - оригинал!