Пег сказала, что подумает. Судя по всему, она все лучше осваивала профессию.
Новый голос:
"Только ради тебя старушка соглашается беседовать с автоответчиком. Я прочла и вот что тебе скажу: слишком гладко!"
Никаких переделок, Мад, даже ради вас!
Либерти смолола в электрической кофемолке порцию кофейных зерен и поставила кофе вариться на медленном огне.
Шум кипения оторвал ее от машинки. Вернувшись с кофе в кабинет и радуясь, что прослушала все записи на автоответчике, она оставила его включенным, чтобы знать, кто звонит, и принялась заводить новые карточки, заполняя их собранной за день информацией.
Оперное общество Потомака, Каса Верде. Эбенезер... Эбенезер Скрудж? Тайный код Арчера и Раша легко поддавался расшифровке. "Оперное общество Потомака" - это Вашингтон или кто-то из администрации, "Каса Верде" по-испански - Гринхауз: так зовут чиновника из Комиссии по биржам и ценным бумагам, грозящего разоблачениями. Ее смущал один Эбенезер. Диккенс и опера?
Она была вынуждена признать, что Рейсом и Александер - захватывающе интересный тандем. Взяв том "Греческой мифологии" Гамильтона, Либерти просмотрела оглавление и нашла страницу, посвященную легендарным братьям Диоскурам.
"...Согласно большинству мифов, полжизни братья прожили на земле, полжизни - на небесах. Мифы полны противоречий. Иногда божественность приписывается одному Поллуксу, тогда как Кастора называют смертным, добившимся некоего частичного бессмертия благодаря братской любви".
Кастор и Поллукс... Кажется, подходит. Она захлопнула книгу. Насколько прочны связывающие их узы?
Либерти побрела к туалетному столику, взяла эмалевую черепашку с сапфировыми глазами и повертела в руках. Такая маленькая, такая красивая - и сколько же из-за нее мороки!
Как ее, Либерти, угораздило в это вляпаться? Зачем она согласилась на роль курьера, зачем увезла черепашку в другое полушарие, обещав передать Кит, хотя догадывалась, что не сможет к ней подобраться?
Рука Либерти, державшая черепашку, задрожала: слишком много кофе, слишком мало сна. Она поставила черепашку на туалетный столик и уставилась на нечеткую черно-белую фотографию, укрепленную в верхнем правом углу зеркала. С фотографии на нее смотрела женщина примерно ее возраста, с длинными вьющимися волосами, похожая на принцессу из книги сказок сороковых годов с картинками.
Эта фотография выпала из потрепанного молитвенника, который она получила в подарок, когда ей исполнилось два года.
Либерти показала ее сестре Бертран, и та объяснила, что фотография принадлежала, должно быть, прежнему владельцу молитвенника. Сироты рано привыкают к понятию "прежний владелец" - гордость им только во вред. Однако Либерти была гордячкой, ей нравилось воображать женщину с фотографии своей матерью, хотя между ними не было никакого сходства.
Либерти походила не на сказочную принцессу, а, скорее, на падшего ангела.
В любительских постановках сестры-монахини из приюта Святой Марии ей всегда поручали роль ангела, хотя за пределами сцены она вела себя хуже всех остальных девочек. Глаза цвета весенних фиалок, огромные и круглые, как будто срисованные с икон семнадцатого века, делали облик Либерти и вправду ангельским. Зато непокорные рыжие волосы и густая россыпь веснушек на лице были ее проклятием.
Телефон снова ожил:
"Вы позвонили на автоответчик Либерти Адамс. Просьба сообщить повод звонка. Возможно, вам ответят... - Следом раздался мужской смех. - Отлично, Либ! Люблю твой автоответчик. Тебе не говорили, что у тебя голосок, как у проказника-бурундука из мультика?.."
Она гневно оглянулась.
"Я в "Плаза", в том самом номере, который мы снимали на твое восемнадцатилетие, помнишь? Приглашаю тебя завтра на обед.
Предположим, в половине первого, в Дубовом зале. Вспомним былые времена. Нам есть о чем поговорить, Либ. - Пауза. - Я серьезно. Очень хочу тебя увидеть".
Автоответчик щелкнул и отключился.
Голос, который она не слышала уже восемь лет... Вся она, даже ее кости, до сих пор вибрировала от его звука. Умопомрачительный рокоток виргинского уроженца, прошедшего шлифовку в Новой Англии... На словах у него все всегда выходило крайне просто, он никуда не торопился и после каждого слова делал перерыв, превосходивший насыщенностью небольшую речь.
Либерти медленно выпрямилась и вынула из корзины для овощей бутылку "Луи Родерер кристал" урожая шестьдесят восьмого года, ожидавшую особого случая на протяжении восьми лет. Сбросив тапочки, она отправилась с бутылкой в ванную, где отвернула до отказа оба крана. Высокое зеркало и репродукция водяных лилий Моне тут же запотели. В водоворот под кранами полетели лавандовые соли.
Из шкафа была выужена пластинка. Либерти вытерла с нее пыль, поставила пластинку на проигрыватель и прибавила громкость. "Битлз" запели "Сюда приходит солнце" <"Here Comes the Sun" (англ.).>. Она вернулась в ванную, сняла с горлышка бутылки фольгу, потянула пробку.
Хлоп! Пробка отлетела от стены и нырнула в воду, шампанское облило руку, державшую бутылку. Либерти облизнула пальцы и наполнила бокал. Погрузившись в воду, она потянулась к телефонной трубке и по памяти набрала номер "Плаза".
- Мне надо оставить сообщение для сенатора Пирса. Нет, звонить ему в номер не обязательно. Передайте ему... - Она сделала глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение. - Передайте, что Либерти Адамс с удовольствием пообедает с ним завтра в Дубовом зале.
Она повесила трубку и торжественно отсалютовала бокалом обнаженному отражению в зеркале.
***
Своим поступлением в колледж Сары Лоуренс она была обязана сестре Бертран. Сама Либерти нацелилась бы на "Мэримаунт", "Манхэттенвилл" или какой-нибудь еще колледж для хороших католичек, но наставница руководила ею при заполнении бесконечной анкеты и тренировала перед собеседованием. Текущие оценки у Либерти были не самые высокие, зато экзамены она сдавала лучше, чем все ученицы в истории "Святой Марии"; к тому же она всегда была полна воодушевления.
"Ты - как чеснок в соусе для спагетти", - повторяла сестра Бертран своей любимой воспитаннице.
В колледже Сары Лоуренс Либерти сперва подняли на смех, когда над ее кроватью рядом с современной иконой - Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, пересекающими Эйби-Роуд, появилась афиша с Полом Ньюменом. Разве девушкам из монастырского приюта не полагается прибивать над своим изголовьем распятие, перебирать четки и избегать яркой одежды? Но Либерти и прежде отдавала предпочтение не распятию, а вырезкам из киношных журналов, и в тумбочке вместо четок прятала косметику, и назло всем надевала по выходным только красное.
Местные мальчишки выбивались из сил, чтобы совратить хотя бы одну из воспитанниц "Святой Марии", и Либерти была близка к тому, чтобы уступить. Но все же тогда она не пала.
В колледже Сары Лоуренс ее монастырское прошлое почему-то действовало на молодых людей отталкивающе. Ее девственность превратилась в преграду, от которой она стремилась избавиться, однако кавалеры из Гарварда, Йеля и Принстона все никак не осмеливались на нее посягнуть. Казалось, над ее головой светится нимб святоши.
Промучившись первые полгода, бывшая послушница перестала бегать на свидания и повела одинокую, поистине сиротскую жизнь. Всю зиму она провалялась в постели, читая и размышляя над тем, не лучше ли ей и правда уйти в монастырь?..
К весне она окончательно обалдела от чтения и стала рваться на волю. Ей не хотелось отставать от однокурсниц, которых ждало после выпуска удачное замужество и квалифицированная помощь избраннику в зарабатывании капиталов. Однако Либерти не вращалась в соответствующих кругах. Она знала, что через три года стипендии настанет конец и ей придется самостоятельно зарабатывать на хлеб.
К счастью, у сестры Бертран обнаружилась в миру приятельница из журнала "Мадемуазель", согласившаяся использовать Либерти в качестве внештатной корреспондентки. И с первого же дня работы Либерти влюбилась в Мадлон. Та часто, приказав секретарше не беспокоить ее звонками, приглашала Либерти к себе в кабинет и часами читала ей лекции, пока та не одуревала и не начинала кашлять от дыма крепких сигарет "Житан", которые Мадлон прикуривала одну от другой.