— Ну, расскажи, Василий… Василий Петрович, как там дела у Слепцова! Что нового в поселке? — попросил Фока Степанович, напряженно улыбаясь. — Много ли у Слепцова телят?
— Не был я, брат, у Слепцова, не был еще.
— А у Василия Ивановича?
— И у него тоже не был. Вы первые. Только вчера вертолет пробили. — Шумков недовольно взглянул на Фоку Степановича и тут же покосился на корреспондента, давая понять пастуху, что негоже при посторонних людях задавать такие компрометирующие вопросы, не лучше ли поговорить, например, об охоте. Шумков повернулся к брату: — Много ли, Михаил, медведей убили? Говорят, нынче медведей кругом полно…
— Наврали тебе, мало медведя, трех всего убили… — недовольно сказал Долганов и, усмехнувшись, вернул Шумкова на прежнюю тему. — Значит, не был ты еще ни у Слепцова, ни у Василия Ивановича? А если бы вертолет совсем не дали? Что бы ты делал? Пешком-то да-але-еко, а?
— Если бы вертолет не дали, пешком бы не пошел — не сомневайся.
— А я и не сомневаюсь — куда тебе ходить? Ты теперь начальник, голова-а! — Долганов смотрел теперь на Шумкова без насмешки, но сердито. — Обещали соль привезти к началу отела, а привезли когда? Зачем нам теперь соль? Через три дня мы откочуем на летние пастбища!
— Ну ладно, ладно, Михаил, не ругайся, — примирительно с заискивающей улыбкой остановил брата Шумков. — Наша вина, чего там толковать об этом. Лучше вот послушайте, как мы нынче на гусей поохотились…
И он принялся торопливо и излишне громко, словно боясь, что его опять перебьют, рассказывать о том, как он охотился на гусей:
— Весь гусь нынче, братцы, верхом прошел! Уехал я с одним приезжим человеком на Дресванку — три дня там просидели, пять гусей всего убили. Гусей, брат, полным-полно, но все верхом да верхом шуруют, под самой луной — не достанешь, хоть караул кричи! Бирюков с нами был, он видит такое дело — и сразу рванул по насту на Пронькинский перевал. Собаки у него, как волки, нарта пустая, носится как черт по тундре, везде поспевает, ну и конечно, настрелял гусей больше всех — двадцать штук. Смотрю я, мой пассажир охотой недоволен, а надо ему обязательно показать настоящую охоту! Все-таки человек из области. Ну, я и говорю ему: «Поехали, Алексей Сергеевич, на Шкиперовскую бухту, багул постреляем?» — «Вези, — говорит, хоть черту в зубы, лишь бы вдоволь пострелять». Ну, приехали, палатку поставили, гляжу — багулы летают. Хорошо! У меня новое пятизарядное ружье, специально по заказу из Тулы прислали, а у моего приятеля ружье — еще похлеще — бельгийское, автоматическое. Ну и поохотились мы — повоевали! Пятьдесят багул за два вечера убили! Спрашиваю пассажира: «Ну как, Алексей Сергеевич, довольны вы охотой? Хватит багул или еще постреляем?» — «Хватит, хватит! Увезти бы это». — Рассказывая, Шумков возбужденно жестикулировал и весело, бесшабашно улыбался. «Ну, хватит так хватит. Тогда завтра по насту поедем в поселок». Вечером я одну багулу общипал, слышу — вроде рыбой отдает. Другую общипал — то же самое. Ну, думаю, показалось мне. Сварил суп — точно, мясо рыбой отдает! Пассажир мой плюется, сердится. «Ты чего, — говорит, — не сказал мне, что эти птицы рыбой питаются. Они ведь в пищу непригодные, зря стреляли их!» Вот черт! Никогда багула рыбой не пахла, а тут удивительное дело — все как одна рыбой воняют. Пришлось в поселок ехать с пустыми руками. Отдал пассажиру всех своих гусей. Так и не поохотились ладом…
— А багулы? — напомнил Долганов.
— Что багулы?
— Ну как чиво? Багулы не добыча разве?
— Так я ж тебе говорю, что багулы все рыбой провоняли!
— Ну так что, что рыбой пахнет? Нерпа еще больше рыбой пахнет, а ты же ешь ее. — Долганов недоуменно пожал плечами. — Чего ты, Васька, говоришь? Пятьдесят багул убили, а говоришь, с пустыми руками в поселок приехали — совсем уж язык заплетается.
— Так я ж тебе сказал, что багулы-то рыбой воняли! Не понятно? Ну, выбросили мы их!
— Как выбросили? Всех выбросили, что ли?
— Ну конечно, всех. Все они воняли рыбой, всех и выбросили.
Пастухи удивленно переглянулись, подавленно молчали.
— Да-а, не повезло вам, Василий Петрович, — сочувственно сказал корреспондент и покачал головой — волосы у него были под цвет шапки — рыжие и растрепанные, взгляд его выпуклых серых глаз показался Родникову неприятным.