В просторном кабинете чисто и тепло. У окна два составленных стола. Вдоль глухой стены длинный ряд мягких стульев, справа в углу — массивный железный сейф.
Робея, он присел на краешек стула.
— Мой муж вчера рассказал о тебе, — заговорила председатель, внимательно разглядывая Николку. — Он в одном самолете с тобой прилетел. Говорил, что ты оленеводом хочешь быть. Это правда?
Николка торопливо кивнул.
— А ты хоть когда-нибудь видел оленей?
— Конечно, видел, — с достоинством сказал Николка, — и даже ездил на них.
— Даже так? Ну, хорошо. Покажи мне тогда, какие документы у тебя имеются. Паспорт или свидетельство?
Он вынул из нагрудного кармана газетный пакетик, не торопясь развернул его и с солидным видом передал председательше свое вконец истрепанное свидетельство о рождении.
— Смотри-ка ты! — без тени улыбки удивилась председатель. — Прямо и не верится, что тебе всего пятнадцать лет. А вот скажи-ка мне, Коля Родников, какое образование у тебя? Всего четыре класса? Почему же ты дальше не захотел учиться, а работать начал? У тебя что, нет родителей?
Николка, насупившись, молчал.
— Ну, хорошо. Я тебя не как председатель спрашиваю, а как человек. Можешь ты мне хоть коротко рассказать о себе?
И Николка начал сбивчиво рассказывать о своем конфликте с отчимом, о набожной и покорной матери и о своей заветной мечте стать охотником-следопытом.
— Ну что ж, дело ясное, — выслушав, раздумчиво сказала женщина. — Дня через два отправим тебя к стаду. Но боюсь, что не выдержишь ты — убежишь. Русских пастухов у нас еще не было. Коренные жители и то не хотят пасти оленей, не выдерживают: трудно в стаде…
— Я не убегу, — убежденно сказал Николка.
— Имей в виду: там нет ни кино, ни мороженого, ни пряников. Зимой придется жить в палатках, летом в дымном чуме. Нет там никаких, овощей, только мясо да рыба.
— Это ничего, я привыкну.
— И бани нет. Зимой холодно очень, а летом комаров тучи, и рано вставать придется…
— Ничего, ничего, — упрямо твердил Николка.
— Ну, что с тобой поделаешь? Пастухи нам очень нужны. Поезжай! Может, и получится из тебя оленевод, кто знает! Не понравится — приезжай назад, найдем тебе работу в поселке…
Через два дня Николка получил на складе у Иннокентия Степановича кукуль из оленьих шкур, две пары торбасов — с длинными и короткими голяшками, меховые чулки — чижи — и большие, из оленьего меха, рукавицы. Расписавшись за все это добро в ведомости, он тут же в холодном складе скинул валенки, надел мягкие теплые чулки, затем с трудом напялил рассохшиеся унты. Осталось подвязать кожаные ремешки на лодыжках.
Иннокентий Степанович, улыбаясь, покачал головой:
— Вот уж, паря, какой ты нетерпеливый. В торбаса надо сначала специальной травы морской настелить. У меня есть такая трава дома, я принесу тебе вечером.
В унтах было необыкновенно легко и тепло. Николка, подхватив кукуль и вторую пару торбасов, торопливо пошел к выходу.
Он получил в бухгалтерии денежный аванс и с помощью своего будущего бригадира Шумкова Василия закупил в магазине продуктов из расчета на пять месяцев: мешок муки, пятьдесят пачек чаю, тридцать килограммов вермишели, двадцать килограммов сахару, столько же рису, десять килограммов сливочного масла, три пачки соды, пачку лаврового листа и две пачки соли — вот и все. Когда же Николка предложил Шумкову взять несколько банок компота, конфитюра и сухого молока, тот весело рассмеялся, обнажив крупные белые зубы.
— От сухого молока живот заболит, а в тундре часто штаны снимать — холодно. И компот не надо — тяжело тащить. Ты уж, брат, к нашей пище привыкай…
Купленные продукты каюры, помогавшие Шумкову и Николке, увязывали на двух нартах.
— Поедешь вот с ним, — указал Шумков на тщедушного старика, закутанного в оленью доху с малахаем из собачьей шкуры.
Старик то и дело кашлял, с каким-то наслаждением харкал во все стороны и тормошил необычайно худых своих собак. Лицо старика — будто сморщенное, дряблое яблоко, жидкие усы и бороденка — точно темная плесень.
Старика звали Гэрбэча. В перерывах между кашлем Гэрбэча словно бы виновато покряхтывал и беспричинно улыбался, показывая два ряда редких гнилых зубов.
Каюр объяснил Николке, чтобы тот принес все свои вещи к нему домой.
— Мой дом там, — кратко сказал он и, ткнув остолом куда-то в воздух, крикнул на собак и упал на нарту.