— Спи, Колья. Спи. Завтра будим кочевать, моя пойду нарта стругать. Олешки смотреть.
Николка забрался в кукуль и тотчас уснул.
Аханя заботливо вывернул пропотевшие Николкины торбаса и подвесил их к потолку сушиться. Прежде чем уйти, он задумчиво посмотрел на спящего. «Настойчивый парень — не бросил следы. Однако трудно ему у нас, трудно. Но разве поможешь? В тайге всем трудно — слабый уйдет, сильный останется, так было и так будет, иначе нельзя. Сколько уж молодых побывало в бригаде! Через год уходили все. Привыкли жить легко. Умрут старики — кто будет стадо пасти? Костя? Этот русский парень? Хорошо бы — сильный он будет, смышленый, настойчивый и стариков уважает. Хороший пастух из него вышел бы. Но разве заставишь русского оленей пасти? Не видел я еще русского пастуха, сколько живу на свете, наверно, уйдет он скоро. А может, и привыкнет, кто знает? Теперь все перемешалось, перепуталось, все грамотные, все командуют, бегут куда-то, кричат, шуму много, а оленей пасти некому!» — Старик тяжело вздохнул, поправил сбившуюся под головой у Николки подушку, еще раз вздохнул и вылез из палатки.
На следующий день Аханя вел аргиш из двадцати нарт, а Николка гнал следом найденных оленей. Под вечер олени, учуяв впереди стадо, обогнали аргиш и вскоре скрылись за высокими белыми буграми. Николка взял у старика половину аргиша. К табору подкочевали в сумерках. Вышедшие из палаток пастухи помогали распрягать, молодым ездовым вешали на шеи заранее приготовленные рогули — колодки. «Значит, завтра будем кочевать», — догадался Николка.
Весь вечер Николку хвалили. Аханя снова и снова рассказывал о том, как были найдены олени, пастухи внимательно слушали, удивленно покачивали головами, восторженно поддакивали старику и щедро улыбались Николке, хлопая его по плечу, по спине, а он старался казаться невозмутимым, но в душе у него все ликовало и пело, и был он несказанно горд и счастлив вполне.
— Теперь нам, братцы, хорошо подкормить бы оленей, чтобы мясо первым сортом пошло. Тогда мы на первое место выйдем — почет нам и слава будет, — мечтательно сказал Шумков.
— Да уж постараемся, — успокоил его Фока Степанович.
— Надо угнать оленей на Исыгчан, — предложил Костя и посмотрел вопросительно на Аханю.
Аханя согласно кивнул.
— На Исыгчане ягель как подушка, — продолжал Костя уже уверенней, — кругом ягель, там они за десять дней отъедятся, как нерпы станут, и затишье там, и дрова есть, и рыбу можно ловить — хорошее место!
— На Нинкатандже тоже неплохое, — заметил Фока Степанович. — Правда, нам туда не по пути, а вообще-то Костя прав: на Исыгчане лучше.
Решив все вопросы на предстоящий день, Костя, Худяков и Фока Степанович ушли в свою палатку.
Когда потушили свечку и все успокоились, Хабаров, спавший рядом с Николкой, высунув голову из кукуля, тихо шепнул:
— Слышишь, тезка! Ребята сегодня решили хлопотать перед правлением, чтобы тебя после корализации перевели из учеников в пастухи, так что старайся, не сбавляй темпа…
Николка не поверил своим ушам, он высунулся из кукуля, намереваясь выяснить, не ослышался ли он. Но Хабаров уже спрятал голову в кукуль.
Обрадованный, Николка долго не мог уснуть, все ворочался с боку на бок. Он знал о том, что на должность пастуха так быстро не переводят, что необходимо походить в учениках не менее трех лет, получая это время семьдесят пять рублей в месяц. На это Николка и настраивал себя. Теперь же он был совершенно сбит с толку. Решение пастухов казалось ему то ошибкой, то пустым обещанием. Но он знал, что пастухи слов на ветер на бросают, — значит, все-таки его решили сделать пастухом, и это было удивительно. «Ну какой я пастух? Я даже маут как следует бросить не умею, чалыма от корба с трудом отличаю. — Он вспомнил слова Хабарова: «Ты, Николка, сейчас у пастухов, как собака на веревочке: куда направят — туда и бежишь. Ты еще не умеешь мыслить. В каждом деле надо мыслить, но в некоторых профессиях все же большую роль играет автоматизм, в нашей профессии его мало. До настоящего мыслящего пастуха тебе еще очень далеко».
«Да, прав Хабаров: далеко мне еще до пастуха. Неужели в пастухи меня произвели только за то, что я нашел и пригнал оленей? Нет, тут что-то другое».
Николка и ругал себя, и хвалил, и наконец пришел к выводу, что как бы там ни было, но должность пастуха он заслужил не умом, так старанием. Он работал в полную силу наравне с другими, а значит, и должность обязан занимать равную со всеми. О деньгах он пока не думал, денег для него не существовало, да и зачем они, деньги? Вот карабин новый получить — это было бы здорово!