«После корализации потребую новый карабин, — решил Николка. — Положен пастуху карабин, вот и пусть дают…» Эта мысль успокоила его, и он, умиротворенный, уснул.
К Исыгчану прикочевали на третий день.
Палатки поставили в небольшом лиственничном лесу, который просматривался от края до края.
— Что такое Исыгчан? — спросил Николка Хабарова.
— Исыгчан — это небольшой лес. Вообще суффикс «чан» в нашем языке придает слову уменьшительное значение.
Рядом с палатками на берегу ручья на четырех высоких пнях стоял рубленый амбар, крытый корой. В полу амбара в центре темнел квадратный лаз. В него можно было попасть при помощи длинной лестницы, которая была приставлена к соседней с амбаром лиственнице. Без лестницы в такой амбар не проникнет ни медведь, ни росомаха. В амбаре валялись негодные вьючные седла, обрывки ремней, изъеденные мышами журналы, огрызки свечей, какие-то бланки, отсыревшие таблетки, бутылочки с йодом, ампулы с нашатырным спиртом и множество неиспользованных гексахлорановых карандашей.
Аханя сказал Николке, что амбар был таким же старым и пятьдесят лет назад. Только дважды за это время пастухи перекрывали крышу. Таких амбаров по тайге с десяток, и почти в каждом из них пастухи оставляют на хранение лишние вещи и продукты. И теперь пастухи оставили в амбаре излишек соли, вьючные седла, старые журналы и мешок муки, который подвесили под конек крыши — подальше от мышей.
Настоящей благодатью казался этот островок леса после многомесячного пребывания в тундре, где приходилось экономить стланиковые дрова, подбрасывая их в костер ровно столько, чтобы сварить пищу, вскипятить чай. Здесь же дров было сколько угодно — таскай не ленись.
С одной стороны подступали к лесу высоченные сопки с глубокими распадками, с другой — простирались обширные болота, изрезанные множеством нешироких, но очень глубоких и невероятно извилистых речушек, впадающих в лиман. Во время приливов в речушки заходила морская вода, и лед около устьев то высоко поднимался, наползая на берега, то оседал после отлива на зеленовато-серый жирный ил.
Речки эти пастухи называли куйлами. В куйлах имелись глубокие омуты, в которых собирались на зимовку мальма и кунджа.
В первый же вечер пастухи растравили Николку рассказами о невероятных уловах. Костя, рассказывая, то и дело широко разводил руками, показывая, какой длины рыбину он поймал в такое-то время, в таком-то месте. И если видел при этом в Николкиных глазах недоверие, тотчас находил среди пастухов свидетеля.
После этих сказочных рассказов впечатлительному Николке снились всю ночь большие рыбьи хвосты — они колыхались у него перед самым носом, он все ловил-ловил их рукой. Но хвосты ускользали, неощутимые, как тени.
Николка уже сыт был рассказами, ему нетерпелось порыбачить, но Костя отговаривал:
— Рано еще. Лед чистый, как стекло прозрачный, рыба все видит, блесну хватать не станет. Надо идти после снега. Тогда можно поймать, а сейчас — бесполезное дело.
— А если снега целый месяц не будет? — с отчаянием спросил Николка.
— Ну, не будет — так не будет, обойдемся без рыбалки, — невозмутимо отмахнулся Костя.
Но в тот же вечер Аханя сказал Шумкову озабоченным тоном:
— Я думаю, скоро пурга начнется. Надо стадо в глубокий распадок угнать.
Шумков согласно кивнул.
На следующий день пастухи перегнали стадо в защищенную от ветров котловину. Весь вечер допоздна пилили и кололи дрова, складывали их в поленницу.
Луна, окруженная самоцветным венчиком, светила по-прежнему ярко, и небо было совершенно чистое, без единого облачка.
«Выдумали какую-то пургу», — недовольно думал Николка, стряхивая с торбасов опилки и снег.
Пастухи уже сидели в палатках в ожидании ужина, но Аханя все еще ходил вокруг палатки, поднимая и складывая на нарты разбросанные предметы, которые, по его мнению, могло засыпать снегом.
Буран обрушился глубокой ночью. Сквозь сон Николка слышал шум ветра, дробное гуденье туго натянутой палатки, что-то где-то хлопало, скрежетало, надсадно кашлял Аханя. Тихонько повизгивали у порога собаки.
Почти весь день пастухи отлеживались в кукулях, прислушиваясь к завыванью пурги, погрузившись в свои сокровенные мысли. Уставшие тела нуждались в отдыхе, и вот он, отдых, наступил. Выползали из палатки лишь на минутку, на две. Ветер валил с ног, хлестал в лицо колючим снегом. Дух захватывало.
Вечером Аханя с Шумковым ушли к Фоке Степановичу играть в карты. Хабаров с Николкой остались заниматься каждый своим делом.