— Ну а как у вас, ребятки, дела? Много олешек потеряли?
— А как ты думаешь, сколько мы потеряли? — подмигивая пастухам, спросил Фока Степанович.
— Я думаю так: Василий Иванович потерял около сотни. Тарас Слепцов — аже больше, точно еще не знает. Ну, а вы, наверно, немножко лучше других — шибко веселый вид имеете. Однако голов пятьдесят все равно потеряли?
— Ух ты, какой скорый! — довольно рассмеялся Фока Степанович. — А вот и не потеряли, даже прошлогоднюю потерю нашли. Вот как! Не веришь? Ну, спроси у Ахани.
Ганя вопросительно посмотрел на брата, Аханя согласно кивнул.
— Это нас Николка выручил, — сказал Костя. — Целое стадо оленей нашел. Мы уже их и не чаяли найти, думали, что они на зимовку удрали, а он их за Варганчиком нашел.
Аханя рассказал брату, как были найдены потерянные олени. Ганя слушал восторженно, то и дело восклицая:
— Смотри ты! Смотри-ка! Молодец! Вот молодец!
— Решили мы его из учеников в пастухи перевести, — объявил Шумков, обращаясь к Гане, но испытывающе поглядывая и на Николку. — Завтра я записку председателю напишу, все пастухи подпишутся. Как думаешь: уважут просьбу нашу?
— Конечно, уважут! — с жаром воскликнул Ганя. — Правильно делаете: парень старается — значит, его надо поддержать. Хорошо! Очень хорошо!
Николка хотя и был подготовлен, но все же это известие застигло его врасплох. Он смутился и, не зная, куда девать свои руки, начал скручивать в трубку газету. К счастью, долго краснеть ему не пришлось — скоро пастухи перевели разговор на другую тему.
— У Василия Ивановича был? — спросил у Гани Фока Степанович.
— Только от него приехал. Он уже стадо к коралю подогнал, так что вам придется подождать деньков пять. Специально я приехал предупредить, чтобы вы не кочевали.
— А у Тараса Слепцова?
— У Слепцова неделю тому назад был. Он еще на Халанчикане стоит. Слепцов ругается — хочет от бригадирства отказаться…
— Чего это он надумал?
— Не знаешь ты, Фока, Слепцова, что ли? Он каждый год отказывается. Поругается, поругается и перестанет. — Ганя замолчал, прикурил от свечного пламени папироску, раскурив ее как следует, продолжал:
— А вообще-то правильно он ругается. Бригада у него самая плохая. Захар Иванович уже старый, Никита совсем не работает, болеет, остальные каждый год меняются: один приходит в стадо, чтобы заодно на гусей поохотиться, другой — оленьего мяса покушать, третьего кое-как уговорят хоть полгода попасти. А какой толк от такого пастуха? Увидит он след олений — рукой махнет, зачем идти мучиться — человек я временный, другой раз опять отмахнется. А к концу года, глядишь, половину стада растеряли… — Ганя покачал головой и невесело усмехнулся: — Новость я вам скажу: у соседей наших половина оленей по тайге разбежалась. Девятьсот голов!
— Окси! — изумился Аханя. — Как это можно?
— Разыгрываешь? — не поверил Шумков.
— Ну вот еще… — обиделся Ганя. — Зачем разыгрывать? Правду говорю!
— Как же они умудрились потерять столько? — недоуменно пожал плечами Костя.
— А очень просто умудрились! — неожиданно резко сказал Хабаров и повторил многозначительно, оглядывая пастухов: — Очень просто! И не такая ли беда зарождается сейчас у Слепцова? Вы, старики, болеете за оленеводство, для вас это престиж, для вас это жизнь. Но вас все меньше, а кто на ваше место приходит? Единицы! Молодежь с неохотой в стадо идет, только на время. Правильно Ганя сказал: у временного пастуха и мысли временные. А почему молодежь не идет?! Это и есть главный вопрос, от правильного решения которого зависит дальнейшее развитие всего оленеводческого хозяйства — наивыгоднейшего хозяйства! — Хабаров поудобней умостился на шкуре, пренебрежительно кивнул на радиоприемник: — Ну, что нам досталось от общего прогресса? Вот эта «Спидола», журналы, которые получаем три раза в год, одежда хлопчатобумажная. Раз в три года прилетит вертолет с рентгеноскопической аппаратурой, надают таблеток, гексахлорановых карандашей и полетели, на этом все закончилось. Может, это только в нашем колхозе такое положение? Говорят, на Чукотке пастухи в совхозах по двести пятьдесят — триста рублей зарабатывают, говорят, там какие-то легкие разборные чумы из пластика, вездеходы на пастбищах работают, но ведь и это не прогресс. Может быть, это даже вредно оленеводству — вездеход по тундре елозит, ягель гусеницами уничтожает, атмосферу травит. Вездеход часто ломается, много денег у хозяйства съедает. Прогресс не в том, чтобы оленевода посадить за рычаги вездехода, прогресс оленеводства в чем-то другом, подумать здесь надо крепко!