Едва лишь над тайгой забрезжил холодный голубой рассвет, люди пришли к коралю. Николке удалось поспать только под утро, и поэтому, ежась от холода, он то и дело позевывал. Пока пастухи обсуждали что-то с забойной бригадой и с председателем, он обошел кругом весь кораль, представляющий собой круглую изгородь диаметром метров сто пятьдесят, разделенную внутри через центр двумя заборами-лучами, сходящимися к небольшой круглой камере, сколоченной из вертикально поставленных и плотно пригнанных друг к другу столбов. В камере виднелись три двери, каждая вела в один из загонов-отсеков, два из которых были пусты. Третья дверь, самая широкая, с небольшим жердяным открылком, выходила на самый большой отсек кораля, в котором стояло стадо. Назначения этой круглой камеры Николка не знал, но смутно предполагал, что каким-то образом все олени будут пропускаться через эту камеру и оттуда попадать в пустые загоны.
Николке не терпелось все это увидеть. Нетерпеливо были настроены и все остальные люди — посовещавшись, они торопливо перелезли через изгородь внутрь кораля. Ганя, Шумков, Аханя и Иванова взобрались по жердям на стену камеры и, умостившись там на торцах столбов, взяли ученические тетради, блокноты и выжидательно повернули лица к стоявшей внизу толпе.
— Ну, что, можно начинать? — спросил Костя и, не дожидаясь ответа, подозвал Николку.
Они перелезли через короткую невысокую изгородь, подступающую к широкой двери. Не говоря ни слова, Костя поставил Николку в угол, открыл дверь так, что она уперлась краем своим на изгородь, и он оказался зажатым дверью в угол.
— Когда крикнут, откроешь дверь и стой за ней не шевелясь до тех пор, пока снова не крикнут, тогда изо всех сил захлопывай дверь и сразу на засов. Понял? Ну и действуй. Оставь дверь открытой.
Сквозь жерди Николка увидел, как вереница людей вклинилась в стадо и вдруг, развернувшись цепью, полукругом, отколола от стада с сотню оленей и с дикими криками стремительно погнала их к открылку. Вот обезумевшие олени галопом врываются в открылок, мчатся вдоль него к открытой двери камеры, залетают, толкая друг друга, в камеру, ищут выхода и, не найдя его, пытаются повернуть назад, но это уже невозможно: все новые и новые обезумевшие олени лезут в дверь, набиваются в камеру, а сзади истошно кричат и размахивают руками загонщики.
— Закрывай!! — одновременно кричат несколько человек, и Николка изо всех сил толкает дверь, наваливается на нее плечом, задвигает засов.
В камеру набилось десятка два оленей, остальные, прорвав цепь погонщиков, убежали назад в стадо. Трое из бригады забойщиков вошли в камеру, пастухи тотчас взобрались наверх камеры. Полез и Николка.
Олени в камере испуганно таращили глаза, лезли друг на друга, поднимались на дыбы, опираясь на стенку, но копыта соскальзывали с вертикально поставленных обструганных бревен, а круглая форма камеры не позволяла животным напирать в какую-нибудь сторону.
Учетчики, отметив общее число оленей в тетрадях, принялись разбивать их на группы, отмечая важенок, телят, годовалых евханов, мулханов, чалымов и корбов-быков. Среди попавших в камеру оказалось только два чалыма-кастрата. Аханя указал на них, и забойщики, с трудом протискиваясь между оленей, ловко отстраняя лица от колышущегося кустарника рогов, вытолкали чалымов в одну из дверей. Для остальных оленей настежь открыли другую дверь, в которую они ринулись без принуждения. Как только камера опустела, эту дверь закрыли. В левом загоне, ища выход, метались два чалыма-кастрата, в правом, более обширном загоне бродили, потряхивая рогами, олени-«счастливчики» из общего поголовья.
— Николка! Открывай дверь!
Он спрыгнул. И все повторилось: «Закрывай! Открывай!»
Стоять за дверью было легко, но совсем неинтересно. Зная, что Худяков не любит бегать, Николка, улучив момент, подозвал его и предложил свое место. Худяков, не скрывая удовольствия, согласился.
Николка бегал с азартом, кричал до хрипоты, и не потому он так старался, что желал показать себя перед посторонними с лучшей стороны, этого у него и в мыслях не было. Привык он работать с полной отдачей сил, унаследовав эту черту характера от матери. Когда же его хвалили и советовали поберечь силы, он старался еще больше.
Через каждый час люди делали короткую передышку — сдергивали с потных голов малахаи и шапки, присев на корточки, курили, вяло переговаривались.
Над разгоряченным стадом висел туман, в лучах заходящего солнца он был похож на скомканный розовый тюль. Терпкий запах оленьего мускуса густо стоял в воздухе, всюду на истоптанном снегу валялись клочья шерсти. Стадо тревожно гудело.