Пройдя еще с полкилометра, он решил возвращаться. Эта мысль взбодрила, но все равно он то и дело опасливо озирался, словно ждал нападения. Возвращался по другой стороне долины.
«Эх ты, горе-охотник! — упрекал он себя. — Ни одной белки не убил. Хоть бы одну. А что убьешь-то, если все повымерло?»
Но, как бы опровергая эти мысли, на вершине ближайшего дерева надсадно и скрипуче прокричала кедровка — крик ее оказался вещим. Николка тотчас наткнулся на беличью тропку, которая привела его к невысокой лиственнице. На середине ствола лиственницы виднелось круглое, как футбольный мяч, гайно.
Усмиряя волнение, Николка легонько стукнул палкой по стволу, и в ту же секунду из гайна выскочила белка и, свесив хвост, стала с любопытством смотреть на охотника. Николка торопливо навскидку выстрелил и — промахнулся. Белка метнулась на сук повыше. Еще выстрел — опять промах. С каждым новым выстрелом белка становилась все беспокойнее. Тревожно цокая, она металась среди веток и по стволу. Когда она на секунду замирала, Николка стрелял, не замечая, что ствол его винтовки мелко дрожит.
Только девятой пулей убил Николка белку. Он привязал ее ремешком поперек туловища к правой ноге под коленом. В такт шагам белка взмахивала хвостом и словно бы кланялась кому-то, роняя на широкую лыжину капельки крови.
«Если я буду так метко стрелять, то все патроны раньше времени изведу», — рассуждал Николка, чуть повеселев: все же не с пустыми руками вернется в палатку. А кто знает, быть может, вон за тем распадком он подстрелит и вторую белку, а там и третья и четвертая подвернется. Охота — это дело такое… Тут главное не унывать. Николка не унывает — у него все еще впереди.
И хотя не добыл он больше ничего в этот день, но к палатке подходил бодро.
«Вовремя успел», — удовлетворенно подумал он, оглядываясь на солнце, — оно уже стояло над вершинами гор.
Улита взглянула на него с удивлением, молча поставила перед ним столик, миску с супом и куском мяса. Когда он поел и напился чая, Улита спросила:
— Белки нет?
Николка понял вопрос, как участие, и торопливо, со скорбным видом закивал головой. Однако Улита ему не посочувствовала.
— Очень рано пришел, — сказала она укоризненно. — Совсем мало ходил, надо много ходить, дотемна.
Но главный конфуз ожидал впереди. Он нарубил дров, почистил винтовку, почитал книгу, подремал, но солнце все не опускалось за горизонт. Наконец солнце кануло. Но и после захода солнца было еще долго светло.
«За это время я мог бы убить не одну еще белку. Не меньше десяти километров мог бы пройти…» — терзал себя Николка.
В сумерках прибежали собаки, они вошли в палатку и, помахивая хвостами, устало легли на проходе. Морда Мальчика была испачкана кровью.
Покряхтывая, покашливая, Аханя долго выбивал палочкой снег с торбасов, привязал шерстяную разделку к жерди, чтобы она не сползла по трубе, затем натянул потуже угол палатки, постучал по брезенту, проверяя натяжку, повздыхал еще и наконец вошел. На каждой ноге у него висело по шесть белок, он их молча отвязал и оставил на пороге. Еще четырех белок отцепил от пояса. Некоторые белки были уже мерзлые.
Николка подавленно молчал. Тяжело, устало вздохнув, старик опустился на шкуру, начал переобуваться. Улита кинула ему сухие торбаса. Переобувшись, он молча пил чай, сосредоточенно о чем-то думал — брови его то вздымались, то хмурились. Лицо его казалось Николке сердитым. Напившись чая, Аханя закурил, о чем-то поговорил с Улитой и наконец, повернувшись к Николке, участливо спросил:
— Мало убили, да? Окси! Плехо, плехо. А где иво находили? Круглый такой гнездо, да? Всего один бельки там были? Окси! Такой шибка редка бывает. Две бельки, три бельки, даже пять бельки на гайно живут, одни бельки не живут. Значит, другой бельки соболь кушали или твоя другой бельки прятались, твоя не находили иво. Эти бельки, наверно, далеко ходили, на сопка орех кушали, потом домой, когда солнце садились, приходили, тибе иво оставляли зря. Ты где ходили? По речке ходили, да? Нету бельки, да? Нада на распадка подымались. Нада везде, везде ходили, бельки следы искали. Далеко ходили нада, бистро ходили нада, спина чтобы мокрый били, палатка поздно-поздно ходили нада, тогда мало-мало убьешь, однако. — Сказав все это, Аханя ободряюще улыбнулся и надолго замолчал, отдыхая.
Часа через два он принялся обдирать оттаявших белок. Николка тоже взялся за свою, и, пока он обдирал ее одну, старик ободрал пять. Николка засмотрелся на то, как быстро и ловко обдирал Аханя белок, разговаривая с Николкой, он почти не смотрел на свои руки.