Подойдя к палатке, он тотчас же поднял с земли брошенный Николкой топор, воткнув его в недорубленное стланиковое сухое корневище, с упреком сказал:
— Сколько раз говорил тебе — не бросай топор на землю! Не сегодня-завтра снег вывалит, засыплет топор, придется руками дрова добывать. — И объявил с каким-то возбуждением, почти с восторгом: — Стланик, тезка, лег — снегом пахнет, зима подходит!
В эту ночь пастухи долго не могли уснуть. Николка раза два выходил из палатки в надежде увидеть первые снежинки, но снег все не шел. Ночь была темная и звездная, звезды блестели ярко, но не мерцали. Мутно белели в темноте вершины гольцов.
Снег начал падать рано утром, когда пастухи уже намеревались уйти в гольцы.
— Отставить поход! — выглянув из палатки, весело сказал Хабаров и распахнул палатку настежь — крупные хлопья снега медленно кружились в воздухе, начиналась пурга.
Через двое суток пурга утихла, установилась ясная солнечная погода с морозцем.
Николка мечтал вновь сходить на промысел белки, но Аханя чувствовал себя плохо, не собирались идти на промысел и остальные пастухи. Николка приуныл и совсем уж было потерял надежду и потому очень обрадовался, когда после корализации к нему подошел Кодарчан и сказал:
— Аханя говорил, на охоту шибко хочешь? Пойдешь со мной?
— Пойду, — подавляя восторг, степенно ответил Николка.
Оба тотчас отправились к палатке председателя.
— Смотри-ка ты, каким заядлым охотником сделался! — внимательно выслушав Николку, удивленно воскликнула Иванова. — А кто же оленей пасти будет? Так ты, Родников, совсем от оленеводства откачнешься — в охотники перейдешь… Наверно, не пущу я тебя на охоту нынче. — Иванова заговорщицки подмигнула сидящим напротив нее пастухам.
Николка растерянно оглянулся на невозмутимого Кодарчана.
— Так ведь я же не на гулянку отпрашиваюсь — полезное дело буду делать…
— А оленей пасти разве не полезное дело? — нахмурилась Иванова. — Ты в первую очередь оленевод, а потом уже охотник, не забывай об этом.
— Зимой с оленями могут справиться и пять человек, отпустите меня, — упавшим голосом продолжал уговаривать Николка.
— Странно ты рассуждаешь, Родников. Тебя, значит, отпустить, а Костя Фролов пусть оленей пасет за тебя? А может, и он хочет на промысел…
— Он не хочет на промысел.
— Значит, никто не хочет, а ты один решил сбежать.
— Никуда я не бегаю! — вспыхнул Николка. — Если хотите знать, то оленей зимой пасти легче, чем охотиться.
— Вот как! — притворно удивилась Иванова. — А чего же ты рвешься тогда на охоту, если там труднее?
Николка насупился:
— Я вам серьезно говорю, а вы забавляетесь. — Он обиженно заморгал. — Не отпускаете и не надо, обойдусь…
— Смотрите, какой обидчивый, — тоже обиделась Иванова. — Уже и пошутить с ним нельзя. Да охоться, пожалуйста, охоться ради бога, приветствую даже…
— С характером парень, — то ли укоризненно, то ли с похвалой сказала председатель, когда Николка вышел из палатки. — Степенный стал, как мужик.
В тот же день Кодарчан уехал в Ямск за продуктами и охотничьим снаряжением. Вернулся он на двух нартах. Каюр, которому Николка помогал развязывать нарту, добродушно ворчал:
— Совсем собачки уморились — такой большой груз только по насту можно возить. Тут одного железа целых два пуда, — и он швырнул на снег связку капканов.
Капканы эти Николка заказал Кодарчану, слабо надеясь, что он сможет их достать.
— Вот спасибо, Кодарчан! — обрадовался Николка, пересчитывая капканы. — Тридцать штук! Где же ты их добыл?
— На складе. Там таких железок много.
— Что же ты себе не взял?
— Зачем? — удивился охотник.
— Горностаев ловить, может, соболя…
— Соболя надо догонять.
И, взглянув на капканы с пренебрежением, охотник убежденно сказал:
— Напрасно это железо возить будешь.
— Возможно, и пригодятся, — уклончиво ответил Николка.
Пастухи выделили охотникам только четыре нарты.
— Больше, ребята, дать не можем, — развел руками Шумков. — Этой весной, ты сам знаешь, Николка, сколько нарт испортили, теперь самим кочевать не на чем. Делать будем, вы тоже делайте, за три дня трое нарт сделаете, — этого и хватит вам.
Перед кочевкой Кодарчан долго беседовал с Аханей. Тот подробно объяснял ему, как добраться до речки Буюнды. Кодарчан внимательно слушал старика, стараясь ничего не пропустить. Путь до Буюнды не близок — более семисот километров.