– О, Киря, гляди – мильтонский сын, – говорит один из них, в клетчатой рубашке. У него очень белые волосы, причём брови и ресницы тоже. Он достаёт из кармана окурок сигареты и суёт себе в рот. – Серый, дай чиркало.
Серый, у которого даже не школьные брюки, а коричневые, под цвет стен, трико с пузырями на коленях, выцветшая синяя рубашка с закатанными рукавами, загорелый, с выцветшими кончиками волос, достаёт из нагрудного кармана спички.
В это время рыжий Киря, самый невысокий, и самый, наверное, прилично одетый – на нём школьный костюм, хотя и явно не новый, и даже белая рубашка, но с пятнами и грязным воротником, подходит к Боре и толкает.
– Чё, жирный, учиться пришёл? Ну-ка, скажи – «монгол татарских ханов».
Серый и белобрысый смеются. Не весело, а обидно и опасно. Боря забивается в угол, рядом с раковиной.
– Деньги на обеды принёс?
Деньги – один рубль восемьдесят копеек – лежат в нагрудном кармане школьного пиджака. Боря понимает, что сейчас у него их отнимут.
– Доставай.
Боря мотает головой. Киря оборачивается к белобрысому:
– Гильза, он не даёт.
Вместо Гильзы отвечает Серый:
– А я вот сейчас с него штаны спущу, как он с мешковской девки, и в окно выкину.
Боря сползает по стене под раковину. Там стоит грязный тощий веник, пластмассовая бутылка «Белизны» и совок из толстой жести. Боря хватает его обеими руками.
– Тащи его, ребзя, – говорит Серый, и все трое пытаются достать Борю.
Чувствуя, что сейчас с ним сделают то же самое плохое, что он сделал с маленькой девочкой Мешковой, Боря начинает молча лягаться, а когда это не помогает – замахивается совком. И тотчас попадает в глаз Гильзе.
– А! – кричит Гильза.
– Ты чё, псих?! – испуганно шепчет Киря. – Ты чё, псих?! Ты ему глаз выбил!
Серый вообще выпрыгивает в окно, как будто его здесь не было.
– А! – из-под правой руки Гильзы, которой он держится за глаз, обильно льётся кровь. Он сидит на корточках, раскачивается из стороны в сторону и не прекращает орать. Киря бегает по туалету, ругая Борю, и не знает, что предпринять. Боря выключает кран и выходит в коридор. Там он видит запыхавшегося Генку Уварова.
– Борька, ты утонул?
– Нет. Тут человек ранен.
У директора
Боря стоит у двери, голова вниз. Он пока ещё не в кабинете, а только в приёмной. У окна за столом сидит секретарша Ираида Романовна. Она не смотрит на Борю, а тюкает по клавишам огромной печатной машинки.
Дверь в директорский кабинет плотно закрыта, но время от времени оттуда доносится голос Кири. Боря слушает его со странным чувством: одновременно ему хочется спать, плакать и кричать.
Наконец дверь открывается. Выходит Киря, весь в слезах, злобно смотрит на Борю и садится на стул. Вслед за ним в приёмную выглядывает директор.
– Воробьёв Борис? – обращается он к Боре.
Боря кивает.
– Проходите.
Боря проходит в кабинет директора. Тут светло: горит люстра, свет отражается от двух побеленных стен, на большом окне только тюлевая занавеска, а вот стены из стеклянных блоков почти не видно, потому что вдоль неё стоит большой шкаф со множеством дверок. Зоя Михайловна сидит у окна в кресле.
Директор показывает Боре на стул рядом с Зоей Михайловной. Боря покорно садится.
– Итак, Борис, вы, наверное, понимаете, почему здесь находитесь, – говорит директор. – Почему вы это сделали?
– Я защищался, – тихо отвечает Боря.
– Говори громче, – говорит Зоя Михайловна.
– Я защищался, – повторяет Боря во весь голос.
– Железным совком? – удивляется директор. – Вы же могли убить его.
– Я хотел, чтобы они отстали, – говорит Боря. – Они первые начали.
– А вот Кирилл Сёмин говорит, что вы первый начали.
Что возразить на это, Боря не знает.
– Давайте по порядку: что вы делали в туалете?
Боря рассказывает всё, вплоть до момента как за ним прибежал Генка. Директор и Зоя Михайловна слушают, не перебивая. Когда Боря заканчивает, директор складывает свои длинные тонкие пальцы в замок.
– А по-другому никак нельзя было? – спрашивает он. – Закричать, на помощь позвать…
– Дмитрий Сергеевич, все же на улице были, – говорит Зоя Михайловна. – А он один против троих…
– Сёмин про третьего ничего не говорил. Как его звали?
– Серый, – отвечает Боря.
– Наверное, это Иванов Сергей, – объясняет Зоя Михайловна, – одноклассник Гилёва, они всё время вместе…
– Да знаю я их всех, Зоя Михайловна, вот они у меня все, – Дмитрий Сергеевич с едва заметным раздражением стучит пальцем по стопке бумажных папок на столе, – и Сёмин здесь, и Гилёв, и Иванов, и Данилин, и Щетилин, которого все Селёдкой зовут. Делать-то мне что? Пострадавший-то в результате не Борис Воробьёв, который у нас и дня ещё не проучился, а Гилёв! А Борис с самого первого дня у нас отличается поступком, который трудно назвать достижением!