Донельзя обрадованный находкой, я непроизвольно произнес формулу вслух.
За моей спиной раздался хлопок, похожий на пистолетный выстрел, и послышался растерянный голос Пьера:
– Маша! Бородино! Куда пошьел, корова?
Я обернулся. Ветеран русского похода стоял на коленях, роясь в песке. На лице его было написано выражение крайнего недоумения.
– Был, да весь вышьел, – пробормотал он по-русски.
– А где мадам? – удивился я.
– Мсье, – бросился ко мне Пьер. – Она исчезла, как сон!
Часть третья
Глава 1. Затерянный в песках
Петуля пробирался к выходу из храма, изо всех сил стараясь унять свое божественное свечение.
– Блин! – думал он. – Это ж надо – и тут на Каргу напоролся. Какого Хнума она приперлась?
Бонифаций по-пластунски прополз между ногами дремлющего жреца-билетера, юркнул за колонну и затаился.
И очень вовремя. Потому что сеанс закончился, из храма парами повалили довольные зрители, а впереди вышагивала Карга собственной персоной. Строители пирамиды шаркали, стараясь держать ногу, и пыль забивала Петулины ноздри.
– Только бы не чихнуть, – взмолился Бонифаций. – Блин! Она меня и по чиху вычислит. А-а-апчхи!
Карга резко обернулась. Двоечник вжался в колонну, и каждый ее желобок сверху донизу вспыхнул ярким голубым сиянием. Марь Иванна одобрительно похлопала по каменному столбу:
– Обратите внимание, – работяги дружно затормозили, – какого высокого уровня достигла архитектура Древнего Египта… Надеюсь, – назидательно добавила Классная Руководительница, – и вы не подкачаете на вверенном вам объекте.
– Служим Великому Фараону! – грянули рабы и вольнонаемные.
– А теперь шире шаг, мальчики! Рано лечь и рано встать…
– И болезней нам не знать! – подхватили двести голосов вслед за Каргой.
Когда колонна свернула за угол и пыль улеглась, Петуля с облегчением сплюнул. Но вылезать не торопился. Уж кто-кто, а он хорошо знал нрав Марь Иванны. Нет, она здесь появилась неспроста.
– Меня ищет, – смекнул Бонифаций. – Знать бы, кто настучал…
… В то утро Петуля пришел на детскую площадку, чтобы, как и обещал, отомстить Спинозе.
– Я те покажу пирамиду, – приговаривал двоечник, отдирая от входа доски. – Ты у меня увидишь эксперимент… – продолжал он, заползая внутрь и раскладывая петарды. – Вы меня еще вспомните… – он зажег спичку.
Трах! Ба-бабах! Петуля открыл глаза:
– Сработало!
Пирамиды не было. Двора тоже. Даже от помойки ничего не осталось.
– Ни фига себе, – Бонифаций почесал затылок. – Вот сила, блин!
Вокруг лежала бескрайняя пустыня. А песка-то, песка! Неужели из одной песочницы столько? Может, петарды были не простые, а с ядерными боеголовками? Специально для террористов?
Вдалеке заиграли похоронный марш.
– Хоронят уже, – содрогнулся Петуля. – Это скольких же я уложил?
– Там-там-да-там… – совсем близко надрывался духовой оркестр.
Бонифаций обернулся в сторону, откуда шел звук. Там уже стояли памятники. А рядом суетились какие-то дядьки.
– Родственники, – смекнул он. – Переживают.
Из-за песчаного холма выкатили на колесах черный гроб. Петуля никогда таких здоровенных не видел.
– Братская могила, – обалдел Бонифаций. – Для всего двора.
У него засосало под ложечкой, когда скорбная процессия выстроилась в ряд и загоревала. Мужики так убивались, что хватали пригоршнями песок и сыпали себе на голову. Несколько теток повалились на землю.
– Да на кого ж ты нас покинул, касатик? – вопили они, катаясь в пыли и царапая себя ногтями. – Да как же мы без тебя? Почему так рано ушел? Ты был для нас таким авторитетом!
Двоечник покрылся холодным потом.
– Мафия, – сообразил он. – Своего хоронят. Е-мое! Да если они узнают, кто его грохнул, мне хана! Надо рвать когти!
Он начал отползать на четвереньках, но почувствовал на себе чей-то взгляд. На него смотрел лысый дядька с пыльной головой. Петуля вжался в песок и замер.
– Авось пронесет!
И пронесло. Лысый моментально потерял к нему интерес, обернулся к родственникам, поднял руку, и всеобщий вой прекратился.
– Наш народ понес тяжелую и невосполнимую утрату. После двадцати пяти лет безупречной службы на благо нас скончался Апис XVII. – Лысый поднял еще горсточку песка и щедро посыпал себе на макушку. – Горе народное не знает границ. О Апис! Ты был настоящим божеством и достойно нес имя воплощения Пта. Благородный, сильный, прекрасный, плодовитый и, не побоюсь этого слова, великий бык!