– Да? – удивился Гор. – Действительно… А где же другой глаз?
– Та-Кеме Шмун! Бубаст! Себек! Пер-Ке! Фарух! Тойот! Сусан! – продекламировал Витя и с тоской огляделся вокруг. Ничего не изменилось.
– А здесь второй глаз есть! – с торжеством воскликнул Гор. – Потому что смотрю в другую сторону.
– Сенмут! Чехен! Темеху-Сут! Пе-тен Негау! Таит Монту! – отчаянно выкрикивал Спиноза.
На столе вырос цветок лотоса. Гор сорвал цветок, понюхал его и внимательно посмотрел на Витю:
– А это у тебя что? – он осторожно потрогал оправу.
– Очки, – пожал плечами Спиноза.
– А для чего они?
– Чтобы лучше видеть, – торопливо объяснил Витя. – Непра! Мех-Мех! Хорур!
Лотос завял.
Двумя пальцами Гор снял с Вити очки и приложил их к своему лицу.
– Все расплывается, – пожаловался он. – Наверное, это и есть Волшебное Око. Слушай, отдай его мне… Ну очень тебя прошу.
Спиноза замялся.
– Ты только не подумай, что я жадничаю, но, к сожалению, не могу. Я без них ничего не вижу. И потом, посуди сам, как твой папа их проглотит?
Гор повертел очки в руках и раскрыл рот, намереваясь попробовать дужку.
– А если бы мы с тобой не встретились? – поспешно спросил Спиноза.
Гор закрыл рот.
– Мне кажется, – продолжал Витя, мягким движением отнимая у бога очки, – что волшебный глаз должен быть где-то у тебя.
– Ну нету у меня его! Нету! – зазвенел Гор всеми своими браслетами.
Спиноза надел очки. И взгляд у него прояснился.
– Послушай, – задумчиво сказал он. – Я читал в некоторых источниках, что древние жрецы придавали камням магическое значение. Представим, что слово «око» употреблено в переносном смысле, и речь идет о драгоценном или полудрагоценном камне…
– Да у меня ничего такого нет, – Гор растерянно посмотрел на браслеты.
– А это что? – Витя показал на небольшой красный камешек, который висел на кожаном шнурке на груди бога.
– Амулет, – небрежно отмахнулся тот. – Мама дала. От сглаза. Еще когда я маленький был.
– Похоже на сердолик, – Спиноза поднес камень поближе и внимательно его осмотрел. – Красивые прожилки…
– Да ничего особенного, – Гор бросил на сердолик небрежный взгляд. – Погоди-ка, – вдруг сказал он изменившимся тоном. – Тут… Не может быть! Я вижу Ослиноголового! Он сидит в камышах! – Бог сжал кулаки. – Эх, только бы до него добраться!
– Ну вот, – удовлетворенно заметил старший помощник начальника библиотеки. – Это же элементарно, Сокол. А ты говоришь…
Катя шла наугад, не зная куда. Остались позади шумные улицы, торговые ряды, богатые дома… Остался позади порт с пронзительным запахом свежей рыбы… Теперь она двигалась по узким переулкам вдоль маленьких глинобитных домиков. Ей казалось, что из каждого окна, из каждой раскрытой двери тянутся манящие ароматы еды, и от этого становилось еще горше. Даже в пустыне она не чувствовала себя такой одинокой: там был Моисей, там были люди, там ее любили, а здесь…
На одной улочке шириной метра в полтора одновременно распахнулись окна стоящих напротив домов, из каждого высунулось по тетке, и они стали ругаться, размахивая руками и тряся головами.
Геракл вяло посмотрела на них и подумала:
– Наверное, они хорошо пообедали…
И вдруг до нее дошло, что она понимает каждое слово!
– Двойра! Ты знаешь, как теперь дорого все на базаре? Меир заплатил аж две драхмы за мешок несчастных фиников! – вопила одна.
– Она мне будет рассказывать, что почем! Можно подумать, Сарра, я не хожу на базар! – размахивала руками другая. – Я тоже сегодня была там и разорилась!
– Тетечки! – бросилась к ним Катя. – Помогите! Я с позавчера не ела! Я сейчас умру от голода!..
Окна одновременно захлопнулись. Геракл затормозила и заплакала.
– Или евреи не помогают друг другу? – всхлипывала она.
Одновременно раскрылись двери. Только не две, а четыре. Потом шесть, восемь… И скоро вокруг Кати стояла толпа.
– Тут голодный ребенок! – надрывалась Двойра.
– Она не кушала два дня! – ломала руки Сарра. – Боже, до чего мы дожили! Меир, иди посмотри! Тут бедная девочка!
Кто-то ласково обнимал Катю за плечи. Кто-то совал ей в руки куски хлеба, мяса, рыбы.
– Ребе! – заливалась слезами Двойра. – Идите сюда! Вы такого еще не видели! Посмотрите, что сделали с несчастным ребенком! Она пухнет с голоду!
Сквозь толпу протискался седобородый старик в расшитом буквами переднике.
– Ты, наверное, сирота, – неторопливо, кивая на каждом слове, сказал он. – Бедняжка.
– Нет, – проговорила Геракл с набитым ртом. – У меня есть мама и бабушка. Только они далеко.