– Конечно, – согласился Спиноза. – Только, пожалуйста, побыстрее. Я сгораю от нетерпения.
Но не успела Геракл сделать и двух шагов, как из своего подъезда показался рыдающий Чукигек. В вытянутой руке он нес за хвост черную кошку. Голова ее бессильно моталась из стороны в сторону.
– Не мучай животное! – подскочила к нему девочка. – Садист малолетний! Отпусти!
Чукигек поднял заплаканное лицо.
– Сдохла, – всхлипнул он.
Потрясенные малыши дружно заревели.
– Как это – сдохла? – опешила Геракл. – Она недавно живая была!
Спиноза молча подошел к Чукигеку и осмотрел кошку.
– Пульс не прощупывается, – констатировал Витя. – Дыхание отсутствует. К сожалению, медицина тут бессильна.
– А какая она была хорошая! – запричитал сквозь слезы Чукигек. – Несчастная такая, одинокая… Без семьи, без друзей… Дашь ей котлетку, она так обрадуется… Бедная киска!
У Геракла тоже предательски засвербило в носу. Она чихнула и грустно заметила:
– Такова жизнь. Похоронить бы ее по-человечески…
Глаза у Спинозы загорелись фанатичным желтым огнем.
– Я даже знаю где, – таинственно произнес он. – Вот здесь.
Все посмотрели на дыру в пирамиде.
– А эксперимент как же? – напомнила Геракл.
– Это и будет, Катя, самый настоящий научный эксперимент. Мы похороним ее как фараона! Да что там! Мы похороним ее как кошку…
Малыши перестали плакать. Катя тоже уставилась на Спинозу.
Витя солидно прошелся туда-сюда.
– Видите ли, друзья, в Древнем Египте кошку обожествляли наряду с другими животными. В случае ее кончины в доме объявлялся траур, и все члены семьи сбривали себе брови.
– От горя? – уточнил Чукигек.
Спиноза кивнул:
– Можно сказать и так. Труп покойной увозили в город Бубаст, на специальное кошачье кладбище. Там ее бальзамировали, укладывали в саркофаг. То есть в гроб такой каменный… – Витя немного подумал и пояснил для малышей: – Даже в несколько гробов, вложенных один в другой…
– Как матрешки, – сообразил Чукигек.
– …И хоронили, – закончил Спиноза. – Тащите с помойки гробы!
Усопшая, не подозревая об оказанных ей посмертных почестях, лежала в коробке из-под обуви, мирно сложив на груди передние лапки. Малыши сплели венок из одуванчиков, и Катя заботливо украсила им облезлое тело.
– Накрывать? – тихо спросила она, держа наготове картонную крышку.
– Подождите! – закричал Чукигек и припустил к дому. – Я сейчас!
Его не было довольно долго. Малышам надоело ждать, и они начали потихоньку разбредаться. У саркофага остались только Спиноза и Катя. Наконец, появился Чукигек. Он сжимал в кулаке холодную котлету.
– Положи в гроб, – попросил он Геракла. – Киска их так любила.
Катя скорбно пристроила котлету среди одуванчиков на тощем кошачьем пузе, и крышка навеки закрыла острую мордочку с белым пятнышком на носу.
Спиноза бережно уложил гроб в упаковку из-под радиоприемника.
– Пам-пам-пам-пам, па-ба, па-ба, па-ба-пам… – дрожащим голосом пропел Чукигек.
– Что это с тобой?! – вдруг закричала Геракл, нарушая торжественность момента.
Оркестр перестал играть.
– Где? – испугался малыш.
– Вот именно, где? Где твои брови?
– А, – успокоился Чукигек. – Сбрил. Папиной бритвой. От горя. Пам-пам-ба-пам… – снова загудел он.
– Ну и попадет же тебе, – заметила Катя, укладывая коробку в ящик из-под апельсинов.
Спиноза затолкал саркофаг вглубь пирамиды и двумя дощечками крест-накрест заколотил вход.
– А табличка? – напомнила девочка. – На могилах всегда пишут, кто лежит, когда родился, когда умер…
– Так про покойницу ничего не известно, – растерялся Витя. – Кроме, конечно, даты смерти.
– И про котлеты, – вмешался безбровый Чукигек.
– Этого мало, – возразил Спиноза. – Как ее звали?
– Никак, – вздохнул малыш. – Просто киска.
– Без имени нельзя, – строго сказала Катя. – Пускай будет Васька.
– Катя, но это же мужское имя, – укоризненно заметил Спиноза. – А она была женщина.
– Ну пускай тогда Баська, – не растерялась Геракл. – Так и напиши.
Спиноза задумался. Потом взял картонку почище и начертал на ней красным фломастером, который всегда таскал с собой в кармане:
«Здесь спит вечным сном экспериментальная кошка Баська, которая очень любила котлеты и умерла 4 мая 2011 года. Покойся в мире. Наука тебя не забудет, как собаку Павлова. От безутешных друзей со двора».
Глава 5. Пространственный канал
В скорбном молчании Геракл стояла у доски. Карга постукивала указкой по столу: