– Пожалуйста, поздоровайся с мессиром Леодепаром, – сказал отец. – Он только что вступил в должность прево, и все ремесленники должны ему повиноваться.
Я неловко приветствовал Леодепара. Он знаком дал отцу понять, что не стоит распространяться на эту тему. Похоже, он стремился сгладить все, что увеличивало дистанцию между ними, и держался добродушно и просто. Он разглядывал меня со странным выражением лица.
– Красивый у вас мальчик, мэтр Кёр, – сказал он, покачав головой, и улыбнулся мне.
Этим разговор ограничился, и Леодепар ушел.
Проводив его, отец хранил молчание, не давая мне никаких объяснений. Незадолго до обеда появилась мать, она кого-то навещала. Они надолго заперлись у себя, а потом позвали меня.
– Ты знаешь дочку Леодепара? – спросил отец.
– Видел на улице.
– Ты говорил с ней? Может, передавал записки через служанку или как-то еще?
– Нет, никогда.
Родители переглянулись.
– Мы приглашены к ним в воскресенье, – сказал отец. – Постарайся выглядеть опрятно. К тому дню я как раз доделаю подбитую мехом котту, которую обещал тебе на Рождество, и ты сможешь ее надеть.
Я поблагодарил отца, но мои мысли и желания витали где-то далеко. И все же я не удержался от вопроса:
– И чего же они хотят?
– Поженить вас.
Отец сквозь зубы процедил эти два слова – вот так я узнал свою судьбу. Я ошибался во всем, кроме самого главного: Масэ разделяла мои чувства. Она сумела преодолеть те препятствия, на которые наткнулся я. Позднее я узнал, что она давно приглядывалась ко мне, с самого детства. Рассказ о моих подвигах во время осады пленил ее, и она потихоньку стала расспрашивать обо мне тех подруг, у которых были братья моего возраста. Конечно же, она обратила внимание на мое замешательство в тот день, когда я наконец заметил ее, но достаточно хорошо владела собой, чтобы не выдать себя. Когда она уверилась в моих чувствах, то начала действовать, желая, чтобы мы добились своего. Сначала она сумела убедить свою мать. Потом они вместе принялись осаждать господина прево. У него были совсем другие планы насчет будущего дочери, но главное – он хотел, чтобы она была счастлива. Раз она сделала иной выбор и, несмотря на все предостережения, настаивает на нем, он не станет ее принуждать. Троим старшим детям Леодепар навязал честолюбивые планы; все они заключили брачные союзы и все были несчастны. Он смирился с тем, что младшая дочка выйдет замуж по любви, пусть даже у ее избранника нет ничего за душой. По крайней мере, я, хоть и не мог считаться выгодной партией, был родом из почтенной семьи. Никто не посмеет говорить о неравном браке.
Через три месяца нас объявили женихом и невестой. Свадьба состоялась в следующем году, в ту неделю, когда мне исполнилось двадцать. Масэ было восемнадцать. Герцог прислал двух нотаблей поздравить нас от его имени. Похоже, это была блестящая свадьба. Все городские торговцы, банкиры и даже несколько аристократов из числа заказчиков тестя, а на самом деле его должников, присоединились к процессии. Лично мне все это не доставило большого удовольствия, мне неистово хотелось лишь одного: чтобы толпа приглашенных рассеялась и нас наконец оставили в покое.
Было условлено, что мы будем жить в доме Леодепаров, где нам отведут покои на верхнем этаже левого крыла. Комнаты были тщательно приготовлены и стараниями моего отца убраны мехами. И вот поздно вечером мы оказались там, хотя свадьба еще вовсю гремела в парадной зале особняка, который мой тесть снял на окраине города, рядом с мельницей Орона.
Все сведения о физической стороне любви я почерпнул, наблюдая за животными. Друзья ходили к девушкам без меня, к тому же они побаивались моего осуждения и потому не рассказывали, чем занимались. И все же я не испытывал беспокойства. Мне казалось, что Масэ будет направлять нас обоих, выражая свои желания и предупреждая мои.
Неуверенность сообщила нашим телам сдержанный трепет, усиливавший наше наслаждение. Масэ была такой же молчаливой и мечтательной, как и я, в этом я уже убедился. Наши движения в тишине и наготе этой первой ночи напоминали танец двух призраков в масках. И, уже овладев ею, я понял, что никогда ничего о ней не узнаю. Мне вдруг стало ясно: то, что она всегда будет отдавать мне, – это свою любовь и свое тело, а то, в чем мне будет отказано, – это ее мечты и мысли. Это была ночь блаженства и открытий. Проснувшись, я испытывал легкую горечь и то же время громадное облегчение при мысли, что мы всегда будем вдвоем, но каждый останется одинок.