— Родная, плохо тебе?
— Что с ней? — маг вдруг осмелился подойти. Юноша бросил на него холодный взгляд:
— Ты ещё кто?
— Походный лекарь из отряда Клавуса. Слыхал про такого?
— Клавус? Тот самый, что отказался драться против наших молодцов из Жабокряков? Про это все слыхали. А ты такой же лекарь, как он боец?
— Ну чего застрял! — Ардит вернулся от угла, оглядел троицу. Маг пристально посмотрел на девушку:
— Ей прежде всего надо лечь, а не разговоры тут разговаривать.
— Смотри-ка, он ещё командует, — удивился юноша. — С чего решил, будто я подпущу тебя к ней? Брат присмотрит лучше всяких лекарей!
— А ты, парень, не бычься, а уступи знающему человеку, — внушительно сообщил Ардит. — Видно же, что девица вот-вот уснёт.
— Наше… моё дело сделать так, чтобы она заснула, а не умерла, — продолжал настаивать маг.
Девушка вздрогнула, собралась совсем опуститься на землю, Ардит тут же подхватил её, юноша с недовольным видом поддерживал по другую руку, но всё же ввёл в дом, уложил на кровать в задней комнате. Маг начал расспрашивать, когда заболела, был ли жар, пот, может, съела что-то — и тут девушка зашлась в резких приступах кашля. Маг озабоченно приложил ладонь к её лбу: Брат девушки уже обеспокоенно попросил вылечить, мол, отблагодарить сумеет. Маг сообщил, что нужны травы и посуда для приготовления отваров.
По возвращению на постоялый двор выяснилось, что Клавус и Герда уже поменяли место. Корчму «На живца» разыскивали недолго, двухэтажные каменные здания в городе можно пересчитать по пальцам обеих рук, а эту в народе даже хвалят за невиданно вкусные рыбные пироги и блины. А вывеску с удачливым рыбаком и искать долго не надо. Гладкие стены даже не из сложенных камней, ровные. Остов такой стены заливали каменной смесью, известной ещё римлянам, побелили известью, здание получилось вполне приличное.
Небольшой закуток сразу после входа, из зала с несколькими столами лестница ведёт на второй этаж. Люди с недовольными лицами покидают корчму, внутри осталось трое — краснорожий толстяк в потрёпанной стёганке, детина с изрытым оспой лицом и чернобородый с хищно загнутым носом. Толстяк о чём-то спорил с хозяином корчмы, чернобородый в углу на столе сел напротив Клавуса, его широкая ладонь уцепилась за кулак великана.
Скрестили руки, упёрли локти. Клавус вроде и не отреагировал даже, но его локоть не шевельнулся, а вот чернобородый покраснел, довольно крякнул, напрягся. На его руке вздулись тугие мышцы, вены пошли змеями, маг со страхом ждал, что сейчас сломает Клавусу руку.
Широкая ладонь силача дрогнула, чуть отклонилась… Резкий хлопок, рука чернобородого лежит распяленная, он сквозь зубы выругался, лицо сердитое, но пересилил себя, хлопнул Клавуса по плечу:
— Угощаю! Ай да Клавус!
— Ну-ка, ну-ка… Кого тут угощают? — Ардит заинтересованно прошёл к столу, сел напротив чернобородого. Снова скрестили руки. Артанин долго пыхтел, тужился, но его рука медленно, неуклонно пошла вниз… резкий удар о столешницу, чернобородый довольно расхохотался, хлопнул и артанина по плечу, тот с недовольным видом потирает ладонь:
— Вина! Угощаю друзей!
Маг бочком-бочком прокрался за крайний стол, там Богдан вполуха слушает байки краснорожего. Ардит подошёл с кислым лицом, всё ещё потирая руку. Тоже послушал толстяка, махнул рукой:
— Это разве диво! Вот у нас в Артании знаешь, какое диво! Бывает, поймаем трёх-четырёх Змеев, дадим по башке, да устраиваем гонки. Кто последним прискачет, тому Змея кормить… Но можно напоить ведром пива, чтоб не сильно брыкался.
Краснорожий смотрел недоверчиво, кто не слышал баек о драконах, а в Артании их, оказывается, объезжают, как ездовых коней. Ардит вошёл во вкус, присел, продолжал рассказ, размахивая руками:
— А то вот ещё случай был. Приехал Иван-царевич к пещере Змея. И как крикнет ему — выходи, чудище поганое, биться будем! Тот и отвечает, биться так биться… Гм, нет, это другая история… Крикнул Иван-царевич зычным голосом молодецким — отдавай, мол, красну девицу! А то биться с тобой будем! А Змей и говорит так мирно — зачем биться? Даром забирай!
Богдан фыркнул, но слушал с улыбкой от уха до уха. Краснорожий видимо начал догадываться, что его дурят: