Ардит быстро огляделся, выскочил наружу, вернулся с охапкой хвороста. Клавус попробовал печь. Даже стены не отсырели, на досках мало пыли — похоже, раз в два-три месяца здесь кто-то бывает, и этот кто-то даже проделал слуховое окно, чтоб не копилась сырость.
В пристройке сломанные черенки от лопат, серп, дровишки. На полках отыскался добротный фонарь, котелок, пара деревянных чашек, интересное приспособление из металла на трёх ножках. Ардит объяснил — эту штуку степняки называют таган, но он не понадобится, котелок можно подвесить на прутьях. Богдана и мага уложили на ложа, сын далёкой Славии зашевелился, что-то пробормотал, Клавус встал.
— Ты куда? — Герда сидела, спрятав лицо в ладонях.
— Наберу воды из ручья. Перевязку сменю, рану промою…
— Если бы ты знал, Клавус… — Герда очень глубоко вздохнула, на усталом лице запавшие глаза, лишь иногда поблёскивают с прежним задором, как агат, но во взгляде невыразимая усталость. — Если бы ты знал… Я устала, как собака… нет, как стая собак! Как стая больших, голодных собак… Но я — девушка! И при мысли, что мне сейчас здесь убираться…
Клавус усмехнулся, присел, ласково обнял девушку за плечи, покачал, как малое дитё. Герда издала странный звук между сопением, стоном и длинным вздохом, прильнула к нему.
— Ну, ну, девочка, — приговаривал Клавус, гладя её по голове. — Сейчас поужинаем и ты отдохнёшь… А приберёшься завтра.
— Иди уже… — Герда душераздирающе зевнула и поднялась. — Есть здесь тряпка? И за печкой надо смотреть…
— Это зимой не стоит ночевать в избе, что долго стыла и всего вечер топилась, — усомнился Клавус. — Да и то на севере. Там да, угореть можно. Здесь местность потеплее.
— Иди уже, — улыбнулась Герда.
Когда Клавус вернулся с флягой воды, Ардит уже развёл огонь, подвесил котелок, где-то отыскал старое ведро, пришлось идти к ручью снова.
В тёмном лесу ни души, ни огонька, с тихим шорохом проносится ветер, кажется, из-за тёмных стволов кто-то следит. Клавус, хоть и не робкого десятка, один раз даже остановился — в чаще что-то заскрипело, пронёсся шорох, а вот показались большие глаза лешего… нет, это только бледный луч на миг выглянувшей луны. Зато из окон хижины уже струится уютный тёплый свет, Ардит готовит похлёбку со свининой, Герда методично протирает полки, стряхивает пыль, нашла пару интересных фигурок, резаных из дерева, рыболовную снасть и топорище.
Похлёбка после такого приключения показалась сказочно вкусной, подчистили и сухари, и сушёные яблоки ещё из Валунков.
После ужина Клавус принялся за непростое дело промывания раны, мало просто вскипятить воду, ещё бы и ткань неплохо промыть… Богдан пару раз слабо вскрикивал, ворочался, Ардит удерживал его. Один раз славянин пришёл в себя и схватил Клавуса за руку, спросил, какой сегодня день — и русоволосая голова снова откинулась на деревянное ложе. Зато вдруг зашевелился маг.
Разбросив руки, он неторопливо поднял голову с закрытыми глазами, резко уронил, череп стукнулся о дерево. Странный голос мага напоминал даже не его собственный, а некого вещуна, что излагает байку или легенду:
— Не вижу Семь городов… Долина… Сиреневые Горы…
— Что с ним? — обернулась Герда, держа в руке тряпку. Ардит пожал плечами:
— Бредит… Хотя не ранили. Погоди-ка… — Он наклонился над белеющим в темноте лицом, маг дышит неровно, спросил почти над ухом:
— Что ты видишь? Что будет с Семью Городами?
— Не вижу… ни одного… Будут совсем другие… Лондиниум, Люнеус… Фракия… Рим падёт…
— Не тронь его, — подал голос Клавус. — Видишь, плохо человеку. Говорит, что будут другие города. Рим какой-то придумал… Ну бред же!
— А северяне? — вдруг вмешалась Герда. — Алые Королевства? Что будет с ними?
Маг отвернул голову, голос стал слабее:
— Если получится… откроют Долину… войдут… Битва… Будет битва с южной Империей..
— Что будет с Троецарствием? — вдруг резко спросил Ардит в полный голос. Маг застонал, вдруг резко выбросил руки вперёд, будто стараясь что-то ухватить, ладони бессильно упали на грудь. Он вертел головой, губы шевелились, Клавус уже собирался сказать что-то сердитое, но маг вдруг заговорил:
— Самое странное… интересно… Не вижу никакого Троецарствия, но… Союз племён… Набеги, война… ещё много войн, много крови… — Он вдруг вздрогнул всем телом, спина выгнулась, ладони чуть приподняли тело, лицо стало как белый снег, быстро заговорил усиливающимся голосом:
— Пленники… Степняки… Кровь, кровь… Союз, союз племён… Княжества… Князья… что же вы делаете?! Зачем? Крещение… Иго… снова степняки… Смута… сколько же раз будут покушаться на трон… Окно, корабли, топор… Огонь! Ура! Ураа-а-а-а! Победа! Слава! Слава! — И, резко упав на кровать, слабо вскрикнул: