Выбрать главу

Конечно, большевики не могут нести ответственность за стихийные бедствия. Тем не менее, в вопросе о засухе они виноваты в том, что не смогли принять своевременных мер перед лицом безошибочных признаков опасности, которые должны были быть очевидны еще осенью 1920 года даже читателям советской прессы. Хуже того, реквизиции зерна, которые должны были закончиться в марте 1921 года, продолжались в некоторых особенно уязвимых районах долины Волги все лето. Только к началу лета правительство, наконец, осознало масштабность проблемы и начало действовать, хотя потребовалось еще больше времени, чтобы прийти к решению запросить помощь извне. Необходимость обращаться за продовольственной помощью из-за рубежа была бы достаточно неловкой для любой великой державы в eclipse, но для правительства-парии в Кремле такая перспектива была в высшей степени унизительной.

Первое официальное признание кризиса появилось в «Правде» 26 июня, в нем описывался голод похуже, чем в 1891 году, затронувший около двадцати пяти миллионов человек, общее число которых позже увеличилось до тридцати пяти миллионов. Впоследствии, 30 июня, «Правда» сообщила, что началось массовое бегство из охваченных голодом регионов. Количество подобных статей увеличилось в июле, когда они были подхвачены европейской прессой; осведомленность американцев о катастрофе доходила медленнее.

Первоначально большевистские публицисты открыто презирали идею обращения к западным правительствам за помощью и утверждали, что в лучшем случае рассчитывают на вклад международного пролетариата. Но руководство понимало, что рабочие всего мира были не в состоянии спасти Советскую Россию от голода и что любая значительная помощь из-за рубежа должна была бы спонсироваться империалистическими правительствами. В первую неделю июля из Москвы поступили два обращения: одно от Патриарха Русской православной церкви Тихона, а другое, гораздо более важное, от Максима Горького.

Горький, у которого к тому времени были длительные и сложные отношения с Лениным и большевиками, с 1917 года служил своего рода ходатаем интеллигенции при режиме, и этой роли способствовал его личный доступ к советскому лидеру. Это вовлекало его в ситуации политической и моральной двусмысленности, достаточные для того, чтобы нажить ему недоброжелателей и врагов среди антибольшевиков. Он лишь недавно сыграл важную роль в получении официального разрешения на создание доморощенного комитета помощи голодающим, возглавляемого бывшими «буржуазными» политическими деятелями, эксперименту, которому было суждено продлиться недолго. Его неоднозначный политический статус подходил ему для работы по обращению к внешнему миру от имени Советской России.

Обращение Горького «Ко всем честным людям» было опубликовано на Западе в конце июля. В типично сухой прозе его автор объявил, что неурожай, вызванный засухой, угрожает жизням миллионов россиян. Он сослался на общее культурное наследие европейцев и американцев. «Мрачные дни настали для страны Толстого, Достоевского, Менделеева, Павлова, Мусоргского, Глинки и т.д». Другими словами, забудьте на время имена Ленина и Троцкого: «Я прошу всех честных европейских и американских людей о немедленной помощи русскому народу. Дайте хлеб и лекарства».

ГЛАВА 2. ЕДА И ОРУЖИЕ

Обращение Горького прочитали миллионы людей на Западе, но только один человек был в состоянии справиться с чрезвычайной ситуацией, которая его вызвала. Проходит время, и тем более озадачивает открытие, что Герберт Гувер, чье имя навсегда связано в сознании американцев с образами Великой депрессии, в прежние времена считался дома и за рубежом великим гуманистом своего времени. Миллионы голодающих детей и взрослых в разоренной войной Европе получили поддержку благодаря продовольственной помощи, которую он организовал и руководил. Горький был вполне осведомлен об этом, и теперь он, должно быть, задавался вопросом, какое влияние окажет его тревога по поводу голода в России на эту выдающуюся фигуру, которая к тому же была известным антибольшевиком.