Даже в отсутствие эпизода с Грегори среди ведущих большевиков было значительное беспокойство по поводу вступления на путь, лежащий перед ними. Запись показывает, что Политбюро изначально было склонно принять каждое из условий Гувера, чтобы неспособность достичь соглашения не погубила всю правительственную кампанию по оказанию продовольственной помощи иностранным государствам. Тем не менее, обнаружив определенную мягкость в позиции АРА, советские лидеры заняли более жесткую позицию. Ленин, например, был довольно пугливым. Он полагал, что видит связь между Рижскими переговорами и одновременным обсуждением проблемы голода в России Верховным советом союзников в Париже. Второго августа, на второй день переговоров, он отправил Литвинову послание с предостережением быть вдвойне бдительным, поскольку американцы сотрудничают с Верховным советом. В тот же день он написал взволнованную записку в Политбюро, предупреждая, что ведется «чрезвычайно сложная игра» с участием обмана Америки, Гувера и Лиги Наций, под которой он подразумевал Верховный совет Союзников. Было абсолютно необходимо, писал он, назначить специальную комиссию Политбюро для решения повседневных вопросов оказания иностранной помощи. «Гувер должен быть наказан, ему должна быть дана публичная пощечина, чтобы это видел весь мир, а также Совет Лиги».
Болезнь Ленина, на которую он жаловался в многочисленных письмах в течение этого периода, должно быть, обострила его нервозность, усугубив как чувство личной уязвимости, так и путаницу в его сознании относительно того, чем именно занималась АРА в Риге. «Необходимы деликатные маневры», — сказал он Политбюро. «Ряд мер, особенно строгих. Гувер и Браун — наглые батончики». Что касается работников гуманитарной помощи, «Мы должны установить сверхстрогие условия: за малейшее вмешательство во внутренние дела — высылка и арест».
Пока Ленин с больной головой лихорадочно перебирал варианты, ему пришло в голову, что, возможно, есть способ свести количество агентов Гувера в России к минимуму и при этом пользоваться преимуществами американской кухни. 13 августа Ленин и Каменев поручили Литвинову предложить Брауну, чтобы советское правительство внесло АРА гарантийный депозит — сделанный в Нью-Йорке золотом — в размере 120 процентов от стоимости месячного запаса продовольствия, в обмен на который АРА полностью передаст распределение своего продовольствия в руки Советов. Американские работники по оказанию помощи будут иметь право на инспекцию и контроль, осуществляемые совместно с советскими правительственными чиновниками. Литвинов сделал такое предложение Брауну, но он, должно быть, знал, что оно будет немедленно отклонено.
Результатом этого и других признаков неуверенности в Кремле стало то, что Браун удвоил свои усилия, чтобы продемонстрировать, что АРА не намеревалась вмешиваться в советскую политику. Он показал Литвинову телеграмму от Гувера, датированную 9 августа, в которой говорилось, что любой американец, который займется политикой в России, будет немедленно отозван из миссии.
Суть в том, что Гувер играл совершенно откровенно. Мысль о том, что его сотрудники по оказанию помощи сами должны пытаться влиять на российскую политику, была для него неприемлема. Гувер действительно намеревался использовать продовольствие в качестве оружия в России, но не так грубо, как представляли его враги в Москве и критики дома. Его план состоял в том, чтобы достичь политических целей в России не под видом помощи голодающим, как они подозревали, а скорее с помощью этого. Гувер верил, что, если бы он только смог утолить голод русских, они образумились бы и восстановили физические силы, чтобы сбросить своих большевистских угнетателей. Пример энергии и эффективности АРА сам по себе послужил бы дальнейшей дискредитации «глупой» советской системы в глазах людей и послужил бы катализатором неизбежного процесса политического оздоровления. Все, что нужно было Гуверу, — это развернуть свою операцию внутри страны, цель, которая теперь была так мучительно близка.
Тем не менее, к 17 августа рижские переговоры угрожали сорваться, поскольку Литвинов и особенно Браун совещались по телеграфу со своими соответствующими начальниками в поисках пространства для маневра. У сторон не было четких сроков, но пока они вели переговоры, миллионам россиян грозила голодная смерть. Растущему давлению с требованием скорейшего урегулирования способствовала суета за пределами зала переговоров. Представители иностранных правительств и благотворительных организаций были рядом, чтобы следить за развитием событий, в то время как репортеры из Америки и со всей Европы прибыли в город, чтобы осветить это необычное дипломатическое мероприятие, некоторые надеялись стать одними из первых корреспондентов, которые отправятся в Россию и расскажут правдивую историю о голодоморе.