В остальном Рижское соглашение, как оно называлось, представляло собой стандартную договоренность АРА. Не делая исключения для ужасающего экономического положения России, за исключением массового голода, это обязывало советское правительство нести все расходы по операции — транспорт, оборудование, припасы и так далее — за исключением стоимости гуманитарной помощи в порту и прямых расходов американского персонала. Браун и Литвинов согласовали окончательную формулировку своего документа из двадцати семи пунктов, объявили о своем согласии 19 августа и подписали его на публичной церемонии 20 августа.
Это был неловкий контракт между благотворительной организацией, изо всех сил старавшейся не быть воспринятой как правительственное учреждение США, и режимом, еще больше старавшимся быть признанным законным правительством Советской России. При составлении соглашения Браун старался не упоминать «советское правительство», используя вместо этого юридически нейтральные «советские власти». Этого было более чем достаточно, чтобы позволить Литвинову переступить порог. Хотя для большевиков, несомненно, было глубоким унижением принимать иностранную продовольственную помощь, соглашение с квазиофициальной американской организацией дало советским лидерам возможность настаивать на легитимности своего правительства. На церемонии подписания, обращаясь к толпе журналистов, Литвинов попытался придать этому событию политическое значение, отметив, что Соединенные Штаты вольны рассматривать Рижское соглашение как американо-советское торговое соглашение. Браун, за которым следует обливание этого гамбита холодной дипломатической водой.
Когда все закончилось, Куинн из американской команды оценил Литвинова как «чрезвычайно умного человека и очень способного переговорщика — если советским режимом руководят люди его типа, легче понять их кажущийся бездушным ум».Браун написал Гуверу неделю спустя: «Я думаю, что прежде чем мы закончили, мы лично убедили Литвинова в том, что мы честны, но это потребовало некоторых усилий, что понятно, если учесть, что даже в странах, где мы работаем последние два года, этот этап не всегда понимают». Чего Браун пока не понял, так это того, что, даже прямая как стрела, АРА представляла значительную опасность для Кремля. В разгар переговоров Литвинов телеграфировал в Москву: «Сложилось впечатление, что АРА обращается к нам без скрытых мотивов, но доставит нам много хлопот».
Лоббируя в АРА включение в соглашение цифру в миллион детей, Литвинов привел в качестве дополнительного соображения тот факт, что это помогло бы советскому правительству избежать необходимости предоставлять те же привилегии другим, гораздо более мелким организациям по оказанию помощи, которые также подали бы заявки на работу в России. Однако опасения Литвинова по поводу длинной очереди претендентов оказались необоснованными.
Две инициативы исходили из Европы. Пока шли рижские переговоры, объединенный комитет, представляющий Международный Красный Крест и Лигу обществ Красного Креста, созвал встречу различных национальных ассоциаций помощи на 15 августа в Женеве, где более ста делегатов, представляющих двадцать две страны и тридцать организаций, встретились, чтобы обсудить помощь России. Конференция учредила Международный комитет помощи России, верховным комиссаром которого Нансен был назначен 18 августа. Предполагалось, что верховных комиссаров будет двое, но Гувер, верный своему принципу избегать всех ненужных европейских осложнений, отклонил кандидатуру.
Нансен немедленно отправился в Москву, где разработал соглашение, регулирующее деятельность того, что впоследствии стало называться миссией Нансена. Это соглашение оставляло контроль над поставками продовольствия в руках советского правительства, что вызвало шумиху в европейских благотворительных и политических кругах. По сравнению с контрактом АРА это казалось плохой сделкой, но Нансен не приехал в Москву с предложением помочь миллиону детей. Его миссия внесла бы лишь скромный вклад в усилия по оказанию помощи голодающим, в то время как она невольно послужила пропагандистским подспорьем советскому правительству.
Тем временем Верховный совет союзников, обсуждения которого так взволновали Ленина, создал Международную комиссию по оказанию помощи России, в которой были представлены основные союзники. 30 августа он провел свое первое заседание в Париже, на котором Браун представлял правительство США, хотя и только в качестве неофициального наблюдателя, в соответствии с отчужденностью Америки. Делегаты призвали к тому, чтобы расследование условий голода возглавил Жозеф Ноуленс, французский дипломат, чьи действия во время Русской революции вызвали у него вечную ненависть большевиков. Как и следовало ожидать, Москва осудила саму идею создания комиссии Ноуленса по расследованию, но в любом случае из этого не могло получиться ничего существенного, поскольку Европе не хватало экономических ресурсов для проведения крупномасштабных усилий по оказанию помощи.