Пусть небеса изольют все возможные благословения на вас и тех, кто дорог вам дома, таково искреннее и сердечное пожелание.
С благодарностью, Е. Мещерская.
К тому времени, когда Барринджер получил это письмо, она покончила с собой. Он написал записку под ее подписью: «Когда я видел ее в последний раз, я чувствовал, что она не переживет еще одну зиму без работы, и у меня было предчувствие, что она покончит с собой. Я послал кого-то найти ее на следующий день, но было слишком поздно».
Фишер писал, что АРА предоставила таким людям, «среднему классу», которые подвергались терроризму и угнетению и остались без значимой работы, «возможность чем-то послужить своей стране, а также предложить достойную работу, которая гарантировала стабильность и справедливое обращение»... Люди, которые были обескуражены и беспомощны и которые чувствовали, что Россия была забыта миром, проявили новый интерес к жизни и начали понимать, что стоит поработать над возрождением своей страны».
С. Рябченко в Екатеринославе, служивший транспортным агентом АРА, является показательным примером. До революции он эмигрировал в Соединенные Штаты, где проработал десять с половиной лет инженером, вернувшись с этим опытом в Россию после 1917 года, чтобы приложить руку к ее возрождению, но «все, что я получаю, — это смеющийся надо мной комиссар». АРА дала ему возможность снова почувствовать себя полезным, хотя теперь он ждал известий о выездной визе.
Для некоторых связь с АРА позволила им использовать один или несколько иностранных языков, которыми они так долго дорожили. Профессора с европейскими именами смогли снова почувствовать связь со своим обществом, работая в АРА. Один московский интеллигент заметил, что просто «внешний вид американцев часто был важен просто как живой символ существования того великого мира, от которого русские были радикально отрезаны». В частности, для интеллигенции чувство «моральной изоляции» с 1917 года было острым:
Российские интеллектуальные классы всегда были очень космополитичны и вели жизнь, гораздо более тесно связанную с жизнью других народов, чем это могут себе представить европейцы или американцы, которые гораздо более замкнуты в своих собственных интересах и собственной культуре. Это было вызвано тем фактом, что для того, чтобы быть образованным, русский должен был читать иностранные книги, следовать иностранной науке, изучать иностранные условия, и, как правило, большинство образованных россиян были в очень тесном контакте с общими тенденциями зарубежной жизни. Война и революция нанесли серьезный удар по такому положению вещей и создали ситуацию изоляции, о которой мы говорили. Растоптанные и отвергнутые дома, обреченные на уничтожение как «паразитические элементы», интеллигентные классы России думали, что их объявили париями и за границей, и были брошены на произвол своей печальной судьбы.
Ольга Якунчакова, одна из привилегированных людей старого режима, а ныне экономка АРА, была более фаталистична: «Мы похожи на египетские пирамиды. Исторически мы интересны, но не имеем жизненно важного значения. Никто не виноват в этом, кроме нас самих... Мы получили образование как иностранцы. Таким образом, мы росли как нежные экзотические растения в теплицах, избегая контакта с грубой открытой почвой, поэтому Россия отвергла нас, и вполне справедливо».
Тем не менее, внезапное присутствие большого контингента американцев, не просто предоставивших ей работу, должно быть, пробудило в ней, как и во многих других, надежду на новую жизнь. Это сделал Григорий Соболев, бывший полковник Императорской армии, служивший в АРА в Симбирске: «В это кошмарное время судьба сочла нужным послать нам яркое, теплое солнце в лице вас, незабвенный мистер Барринджер. Вы проявляли пристальный интерес к моим страданиям и страданиям моей несчастной жены, как моральным, так и материальным».
Теплое солнце АРА омолодило эти нежные растения, но когда Соболев писал, 27 мая 1923 года, миссия АРА подходила к концу. «И теперь наше солнце снова садится. Ты уезжаешь в свою дорогую Америку».
ГЛАВА 36. ВСЕ МЫ ВОРЫ
Было около полуночи в четверг, 11 сентября 1921 года, когда первое американское грузовое судно «S.S. Phoenix» пришвартовалось в Петрограде с семьюстами тоннами продовольственных пайков АРА. Рано утром следующего дня первые американские спасатели — Нойес и Лоури, за которыми вскоре последовал Боуден, — начали руководить разгрузкой судна. Нойес описывает непредвиденное развитие событий: