Линхарт утверждает, что он может выявить множество случаев взяточничества, но это никак не влияет на Келли:
Я готов поверить, что каждый россиянин, имеющий какое-либо отношение к нашему продовольствию, присваивает немного самостоятельно. В стране, где царит голод, я полагаю, иначе и быть не может. Но ясно как день, что каждый кусочек трансплантата означает меньшее количество еды для детей. С этого момента я никому не доверяю. Я собираюсь провести все возможные проверки и сделать себя самым горячо ненавидимым американцем в округе. Я не буду иметь никаких личных или общественных отношений ни с кем из российского персонала, так что я могу быть свободен уволить любого нарушителя без малейших колебаний.
Келли лишь убедительно заявил о том, что подразумевается в документации других округов: взяточничество со стороны сотрудников «воздвигло барьер» между ними и их американскими начальниками. Уфа почти наверняка был крайним случаем, вероятно, из-за личного влияния Келли, особенно если принять его заявление о том, что мы практически прекратили общение с нашими сотрудниками, относились с подозрением ко всем и желали иметь свободу распоряжаться об увольнении или аресте любого человека в любое время на благо службы. Было установлено, что частая смена персонала благоприятно сказывается на дисциплине. Никому не разрешалось чувствовать себя в безопасности на своем посту в АРА. Запугивание такого рода было нашей единственной практически осуществимой заменой той тщательной проверке, которую наша ограниченная численность и недостаток языка сделали невозможной.
Сам Келли взял на себя прямой контроль над распределением продовольственных пайков сотрудников, что до тех пор было источником большого количества мелкого взяточничества. При пересмотре списка пайков он вычеркнул имена таких людей, как домашний повар и горничная, мотивируя это тем, что они уже взяли с кухни столько же еды, сколько и американцы. «Люди, которых я нанял, были рабочими на местах, в то время как те, кого я исключил, были офисными служащими в Уфе, так что вы можете себе представить, насколько я, должно быть, популярен. Как часто говорят русские, ничево».
Вполне уместно, что, несмотря на все внимание, которое Келли уделял проблеме воровства в своей переписке, его единственным вором из плоти и крови был управляющий складом. Эта должность была одновременно желанной и проклятой. Показательна реакция симбирских американцев, когда полиция арестовала их управляющего складом в связи с исчезновением Фила Шейлда. Они нисколько не расстроились из-за этого, очевидно, считая его способным даже на худший вид нечестной игры: в охваченной голодом России управляющий складом замещал дворецкого в качестве стереотипного главного подозреваемого.
Полоса неудач Симбирска со складами и их менеджерами, возможно, была немного необычной. Около 7 часов вечера 16 января 1923 года, когда Блумквист и Отис вышли со склада АРА для пересылки продуктов питания, началась стрельба. Выстрелы были направлены на вход на склад. Изнутри появились охранники АРА, и произошла перестрелка. Какой-то невезучий парень по имени Фадеев был найден прячущимся в кустах неподалеку, и хотя он был безоружен, поскольку не мог объяснить свое присутствие там, он был арестован, а его предполагаемые сообщники сбежали. Некоторые сочли это попыткой ограбления. Другие думали, что это было покушение на убийство, что, безусловно, звучит более правдоподобно, чем первое. Зачем кому-либо начинать стрельбу на складе АРА во время закрытия, когда там присутствовали двое американцев и вся охрана?
Месяц спустя произошел подозрительный пожар на другом из симбирских складов, приведший к значительным потерям имущества АРА. Барринджер сообщил в Москву, что пожар начался так скоро после закрытия, что местная полиция заподозрила неладное и решила арестовать, «с нашего согласия», управляющего складом, его помощника и начальника охраны АРА. Теория полиции заключалась в том, что пожар был отвлекающим маневром для кражи, но Барринджер сказал, что американцы считали, что настоящим виновником была потраченная сигарета — управляющий складом курил в своем кабинете. Таким образом, обвинение, вероятно, должно было касаться преступной халатности, но Барринджер не стал возражать против ареста менеджера склада по более серьезному обвинению, поскольку к тому времени он смирился с подобной практикой.