Одним из секретов его успеха были его способности оратора. Он любил выступать перед большими толпами. Было сказано, что во время его проповедей рядом с ним стоял огромный охранник, держа в одной руке знамя, а в другой размахивая пистолетом. Его девизом, как сообщалось в «Нью-Йорк Таймс», было «Мы должны шумно молиться Богу». «Таймс» считала, что это соответствует эмоциональному русскому темпераменту. «Шумно» кажется плохим переводом, но он также был известен как Великий Проклинающий.
Предполагается, что однажды он заявил: «До сих пор мы только угрожали. Отныне мы начнем стрелять. Это война не на жизнь, а на смерть. Восстаньте, православные люди! Встаньте на защиту святой веры, аристократии и русского братства. Берегитесь, евреи и русские дураки! Святая Русь идет». Такого рода демагогия привела некоторых к тому, что они увидели в нем потенциального второго Пугачева. В 1909 году он отправился в Санкт-Петербург, где Распутин договорился об интервью с царицей, которая пыталась убедить его быть менее шумным. Это не возымело особого эффекта, и после того, как он вернулся в Царицын, премьер-министр Столыпин попытался сместить его, но Распутин, предположительно, воспрепятствовал этому.
Дело дошло до того, что в конце 1910 года царь лично отправил Илиодора в монастырь в Туле. Он уехал, но через короткое время переодетый бежал обратно в Царицын, где весной 1911 года он и его последователи продержались в своем маленьком Кремле, двадцать дней сопротивляясь вооруженной осаде казаков Столыпина, после чего Распутин снова вмешался от имени Илиодора.
Местный губернатор описал верующих Илиодора как «фанатичную толпу воющих истеричных женщин и мужчин, крепких босоногих крестьян, которые потрясали кулаками и клялись убить любого, кто попытается к нему прикоснуться». Стойкость их верности отчасти объяснялась «широко распространенным убеждением», что Илиодор был незаконнорожденным братом Николая II от отца чистой русской крови. Это начинает звучать как что-то из «Монти Пайтона», но это совсем не смешно в контексте современной, не говоря уже о средневековой, российской истории.
После снятия осады царь принял Илиодора в Царском селе, в летнем дворце, и эти двое, казалось, наладили отношения. Но именно в этот момент отношения между Илиодором и Распутиным испортились. Влияние Распутина при дворе, как уже много раз говорилось, проистекало из его предполагаемой способности останавливать кровотечение у больного гемофилией царевича. Очевидно, у Илиодора возникли сомнения по этому поводу; его также оттолкнули хвастливые рассказы своего наставника о его сексуальных подвигах, особенно печально известном аспекте биографии Распутина. Было сказано, что многие из фанатичных последовательниц Илиодора были женщинами, с которыми Распутин поступил несправедливо.
Дело дошло до выяснения отношений между этими двумя воинами в рясах в декабре 1911 года, когда Распутин посетил Царицын; Илиодор рассказал ему о его личном поведении и обвинил его в отравлении царевича «вредным желтым порошком», чтобы затем иметь возможность «вылечить» его. Возможно, это было очень близко к Распутину: говорят, что в «хаосе» Миша Блаженный пытался его кастрировать. Каким-то образом ему удалось бежать и вернуться в Санкт-Петербург, где он рассказал царю о своем чудом спасшемся бегстве, и Священный Синод незамедлительно сослал Илиодора в монастырь во Владимире. В декабре 1912 года он был лишен сана.
Но Илиодору не сиделось на месте. Он вернулся на Дон в штатском и замышлял революцию. В своих совершенно недостоверных мемуарах он утверждал, что намеревался начать свою революцию в 1913 году, 6 октября, в день именин царя, взорвав бомбу в Исаакиевском соборе, где на праздновании собрались ведущие представители аристократии и Священный Синод. Что бы ни было у него на уме, это было достаточно преступно, чтобы заслужить ему в июне 1914 года тюремное заключение в Петропавловской крепости, хотя по какой-то причине он был освобожден через короткое время.
Он утверждает, что затем одобрил план одной из своих последовательниц по убийству Распутина. Зная, что его привлекут к ответственности за убийство, он бежал из страны, переодевшись женщиной. Он приземлился в Финляндии, где, по его словам, познакомился с Горьким, который «проявил ко мне теплый, братский интерес». Прожив почти два года в Норвегии, он направился в Соединенные Штаты, прибыв в Нью-Йорк в июне 1916 года, за шесть месяцев до того, как Распутин был убит известным аристократом — так что он никак не мог приписать себе заслугу в этом нелепо затянувшемся романе.