Но за дверью стояло не безобидное привидение, а совсем другая беда. В красном халате и тапочках. Соседка называется.
— Здравствуйте, — сказала она. — Я ваша соседка снизу. Мы целый вечер терпели, но теперь уже сил никаких нет. Вы то пианино купили, то в подковах по полу ходите. Вы же не в лесу, а в цивилизованном городе живёте!
Мама сначала побледнела, потом покраснела. Наконец-то выяснилось, что больше всего на свете она боится не открытого балкона, не растолстеть, не генномодифицированных продуктов, а соседей.
И началась у Даши с Илюшей тяжёлая жизнь.
— Не бегай! Не топай! После восьми вечера на пианино не играй! На машинке не езди! А ТО ПРИДЁТ СОСЕДКА!
И соседка приходила. Или у лифта ждала.
— Совсем не умеют детей воспитывать, — поджав губы, говорила она. — Сегодня ваша девочка меня чуть не сбила в дверях. Что хотят, то и делают.
— Она не видела, вы же с другой стороны двери стояли! — пыталась возразить мама.
— Вот ведь дети пошли. Такая маленькая, а уже заставила мать под свою дудку плясать. Очень вам сочувствую, — и соседка жалостливо качала головой. А потом уходила, гордая, в своём красном махровом халате.
— Дверью не хлопай! Микрофон у караоке отключи! Под дудку не пляши… тьфу ты, пианино закрой, я хотела сказать, — вела мама обстрел семейства.
Папа за столом Илюше замечание сделал: не чавкай!
— А то придёт соседка? — спросил Илюша.
Илюша Дашу по спине машинкой стукнул, Даша на него заругалась.
— Я же тихо! — объяснил Илюша. — Соседка не услышит!
Но соседка слышала! А может быть, просто так, на всякий случай стучала по батарее.
Терпела семья, терпела. Первыми привидения не выдержали. Те, которые в батареях жили. Они дружно переселились в будку к охраннику и шастали ночью по стоянке, заставляя сигнализации выть вместо них разными голосами.
Вторым не выдержал папа. Пятнадцать лет ему не запрещали громко петь в ванной, а тут на тебе!
И папа ушёл.
— Я тоже уезжаю, — сказала Даша. — К бабе Зое в деревню. И Илюху с собой беру. Дети должны на природе расти. На природе соседей нет.
«Кошки, конечно, тишину любят. Но при таком тоталитарном режиме не выживают», — подумала кошка Рифма и присоединилась к Даше.
Осталась мама одна-одинёшенька. Только соседи вокруг.
Тишина.
Трамваи за окном звенят.
Радио у кого-то бубнит. И музыка из машины у подъезда.
Мама сначала всплакнула, а потом тоже ушла. Правда, ненадолго. Вернулась и села на спинку дивана.
— Ты будешь гора, — сказала она дивану. — Ну не гора, а так, холмик.
— А ты, — сказала она ковру, — озеро.
— А вы, — мама вытащила из детской все игрушки и высыпала их кучей на берег озера, — а вы овечки. А я буду пастушок.
Мама достала из сумки то, за чем ходила. Это была блок-флейта. И мама заиграла на ней грустную мелодию. Вообще-то в музыкальной школе мама никогда не училась. И играть не умела даже гамму. Но мелодия получилась по-настоящему грустная. Мама вложила в неё всю свою тоску по мужу, детям, по квартире без соседей, по свободе и по природе, из которой у них только привидения и кошка, да и те ушли.
Первыми почувствовали эту тоску привидения. Словно гамельнские крысы, они поплелись на звук. К ним присоединились духи из торгового центра, что через дорогу, и из новой двенадцатиэтажки. Привидения плотно набились в трубы и принялись бурчать, подвывать и подсвистывать. Соседи пять минут колотили по батареям, но это не помогло: привидения выли гораздо громче. От такого хора призраков одно средство — капитальный ремонт. Стали соседи батареи отпиливать, дырки в стенах сверлить, дверь железную приваривать, потолок шумонепроникающим материалом обкладывать.
Но сквозь весь этот шум папа, Даша, Илюша и Рифма тоже услышали грустную мамину песню. Они пришли к дивану и стояли под мамину дудку, словно деревья на берегу озера.
Кошка — словно карликовая берёза.
Папа — боярышник.
Даша — плакучая ива.
А Илюша не мог долго на месте стоять, поэтому он был как перекати-поле.
Игрушечные овечки пытались отщипнуть от них пару листиков, но мама не разрешила.
