— Чем вы занимались в Санкт-Петербурге, пока не попали в засаду? — спросила я у Эриха. — Конечно, если тебе можно об этом рассказывать.
— А почему бы и нет? Мы похитили у Змей мальчишку Эйнштейна в 1883 году. Да, Змеи захватили его, Liebchen, всего несколько снов назад, и поставили под угрозу всю победу Запада над Россией.
— …и этим преподнесли твоему любимцу Гитлеру весь мир на тарелочке на целых пятьдесят лет, а меня ваши доблестные войска чуть не залюбили до смерти при Освобождении Чикаго…
— …но зато это ведет к окончательной победе Пауков и Запада над Змеями и коммунизмом, не забывай, Liebchen. Но как бы то ни было, наш контрудар не удался. Змеи выставили охрану — это было полной неожиданностью, нас не предупредили. Была жуткая кутерьма. Не удивительно, что Брюс потерял голову, хотя это его не извиняет.
— Это ты про новенького? — спросила я. Сид еще не успел заняться блондином и тот все еще стоял там, где Эрих оставил его, опустив глаза, как олицетворение стыда и злости.
— Ja, он был лейтенантом на Первой Мировой. Англичанин.
— Я так и поняла. И он действительно женственный?
— Weiblischer? — он улыбнулся. — Надо же было мне что-то ответить, когда он обозвал меня трусом. Он будет хорошим Солдатом, его только нужно немножко пообтесать.
— Вы, мужчины, настолько оригинальны, когда ссоритесь, — и я понизила голос. — Но тебе, милый мой Эрих, не следовало заходить слишком далеко и обзывать его Змеей.
— Schlange? — Эрих скривил рот. — Кто знает… Можешь ты поручиться за любого из нас? Санкт-Петербург показал мне, что шпионы Змей становятся умнее наших. — Нежность испарилась из его голубых глаз. — Вот, скажем, ты, Liebchen, действительно настолько уж лояльна Паукам?
— Эрих!
— Ладно, я слишком далеко зашел — и с Брюсом и с тобой тоже. Мы все измотались за последние дни, балансируя на краю пропасти.
Мод и Бур, поддерживая с обеих сторон, подвели римлянина к кушетке, причем в основном тащила его Мод. Сид наблюдал за сценой со стороны, а новичок угрюмо стоял сам по себе. Конечно, новой деве следовало бы заняться им, но ее нигде не было видно и я решила, что эта соплячка наверняка отправилась укреплять нервы в буфет.
— Римлянин выглядит довольно скверно, Эрих.
— Ничего, Марк парень крепкий. Достойный, как говорят там у них. А наша маленькая астронавточка вернет его к жизни, если это только вообще возможно и…
— …и если это вообще можно назвать жизнью, — закончила я за него.
Эрих был прав. У Мод за плечами пятьдесят с лишним лет психомедицинской практики где-то в двадцать третьем веке. Вообще-то, им должен был бы заняться Док, но с ним мы опоздали стопок на пятьдесят.
— Мод и Марк, это был бы неплохой эксперимент, — сказал Эрих. — Чем-то напоминающий эксперименты Геринга с замороженными мужчинами и обнаженными цыганочками.
— Гнусный нацист. Она будет использовать электрофорез и глубокое внушение, насколько я в этом разбираюсь.
— Как ты можешь в этом разбираться, Liebchen, если она всякий раз включает экран перед тем, как приступить к процедуре? Вот и сейчас, кстати, тоже.
— Я уже сказала, что ты гнусный нацист.
— Так точно, — он щелкнул каблуками и поклонился — ровно на миллиметр. — Эрик Фридрих фон Гогенвальд, обер-лейтенант армии Третьего Рейха. Погиб под Нарвой, где и был завербован Пауками. Жизненная линия усилена Большим Изменением после первой смерти и, по последним сведениям, он является комендантом Торонто, где содержит обширную сеть детских яслей, откуда получает мясо для завтрака, если верить листовкам «путешественников» — подпольщиков. К вашим услугам.
— Ой, Эрих, это все так глупо, — я коснулась его руки, вспомнив, что он был одним из тех несчастливцев — оживленных в точке своей жизненной линии, весьма удаленной от смерти — в его случае эта дата была сдвинута вперед Большим Изменением, происшедшим уже после его воскрешения. И, как осознает в конце концов всякий Демон, если он не догадывался об этом прежде, это сущий ад — помнить свое будущее, и чем короче время между воскрешением и вашей смертью там, в космосе, тем лучше. У меня, к счастью, оставалось лишь десять очень напряженных минут на Северной Кларк-стрит.
Эрих нежно накрыл мою ладонь своею.
— Так уж складываются судьбы в Войне Перемен, Liebchen. По крайней мере я Солдат и иной раз меня отправляют на операции в будущее — хотя не понимаю, откуда у нас это болезненное внимание к нашим судьбам там, в прошедшем будущем. Мне предстоит стать тупым оберстом, тощим как щепка, все время негодующим на «путешественников»! Но мне немножко легче от того, что я вижу его в перспективе и я, по крайней мере, возвращаюсь в космос достаточно регулярно. Так что, Gott sei Dank, мне немножко полегче, чем вам, Развлекателям.