Слышно было, как внизу, в кухне, кто-то привел в действие ворот колодца, как скользнуло ведро. Сильный толчок — и забулькала вода: ведро стали тащить наверх. Весь дом был наполнен неопределенными шумами. Айни в это утро выпила кофе. Омар получил ломоть хлеба. Айни, когда у нее было немного денег, покупала кофе только для себя.
Ауиша и Марьям вместе с другими молодыми девушками, стоявшими внизу, без устали мололи языками. Но, заслышав раздраженный и угрожающий голос Айни, которая звала дочерей уже в третий или четвертый раз, они опрометью кинулись домой, где их ждала работа.
Мужчины уходили рано, и их редко видели в доме. Оставались одни женщины. Двор, где отовсюду свисали переплетенные виноградные лозы, кишел ими. Они сновали взад и вперед, собирались у входной двери, в кухне огромных размеров и тараторили без конца у колодца. Каждая комната, где ночью ютился целый выводок детишек, изрыгала их с наступлением утра всех до единого; и сверху и снизу этот поток устремлялся наружу среди неописуемой сутолоки. Сопливые малыши шествовали нескончаемой вереницей. Те дети, которые еще не умели ходить, ползали, сверкая голыми задками. Все плакали, визжали. Ни матери, ни другие женщины не считали нужным обращать на них внимание. Рев, исторгаемый у ребят голодом или раздражением, заглушал весь этот шум, из которого иногда вырывался крик отчаяния. Ребятишки высыпали на улицу.
Омар стремительно ворвался в комнату и увидел, что мать, прижимая локти к бокам, встречает тетку Хасну. Женщины обнялись. Айни, бормотавшая приветствия и пожелания здоровья, сделала короткую передышку, не разжимая объятий, и снова стала осыпать тетку поцелуями. Определить их число было невозможно. Затем пошли бесконечные расспросы: «Как ты поживаешь? А как поживает такой-то? А такая-то?» За ними тотчас же следовал готовый ответ: «Хорошо, да хранит тебя бог!»
Тетка Хасна никак не могла отдышаться после подъема по лестнице и даже не пыталась ответить на приветствия Айни. Телеса тетки Хасны вываливались со всех сторон. Ее заплывшее жиром мясистое лицо на фоне остроконечного чепца, зеленых платков и розовой шали блестело от пота. Крупные капли его стекали по морщинам на шею. Она все время мигала и страдальчески морщилась: из-под ее воспаленных век бежали слезы. Айни всячески ухаживала за гостьей. Лалла (так все называли тетку, включая Айни) задыхалась. Повидимому, Айни еще не исчерпала запаса любезностей, которых требовало приличие.
— Входи же, пожалуйста. Садись вот здесь.
Она оглянулась вокруг и взяла две шкуры из груды сложенных пополам овчин.
— Давай сюда, — потребовала Лалла. — Я не собираюсь остаться у вас на год. С каким трудом я к вам поднялась! Уф! У меня уже нет сил добираться до вас, сестрица. Оставь, оставь, мне и здесь, на пороге, хорошо. Как можете вы жить… Уф! Уф!
Готовясь расположиться на полу, она прибавила:
— Я вижу, на кладбище даже ноги твоей не бывает?
— А что мне там делать, Лалла? У меня и здесь достаточно хлопот! Покойник не оставил мне ни поместий, ни домов, за что же его оплакивать? Захотел умереть, взял и протянул ноги!
— Ты права, уж лучше оставайся дома. На кладбище женщины встречаются только для того, чтобы посудачить. Тебе незачем тратить время на болтовню с этими сороками. У тебя есть дети — и занимайся ими. Твой муж умер. Смерть была для него избавлением. Что толку ходить на его могилу? А знаешь, что болтают женщины? Не понимаю, где они всё узнают, эти дочери шайтана. Они говорят, что скоро арестуют многих мужчин.
— Ай-ай!
Лалла, завернутая в хаик, большое покрывало из белой шерсти, рухнула на пол и, отвязав платок от шнурка, которым была подпоясана, вытерла себе лицо. Она стала обмахиваться им, не в силах больше вымолвить ни слова.
Отдышавшись, она несколько раз повторила:
— Нет бога, кроме Аллаха.
От ее потного тела шел приторный запах, как в бане; вскоре он распространился по всей комнате. Из складок своего покрывала тетка Хасна достала сверток, который протянула Айни.
— Женщины говорят, — сказала она, продолжая начатый разговор, — что во всех городах уже посадили по нескольку человек. Эти люди занимаются политикой и мутят народ. Ну а когда очутятся там, где их настоящее место, всем станет спокойнее.
— О Лалла!
— И они еще собираются тягаться с французами! А оружие у них есть? А в башке знания есть? Какое там! Нищета и безумие — вот все, что у них есть. Пусть бы сидели себе да помалкивали, для них же было бы лучше. Тоже вояки выискались — бороться с французами!
— А у нас тут ничего не известно.