— Если за ними не смотреть, они все унесут в подолах своих юбок, — заметила Лалла.
Айни это было хорошо известно.
Хотя Лалла наводила экономию решительно на всем, она принадлежала к разряду людей, которые обедают ежедневно. И то, что она каждый божий день наедалась досыта, придавало ей известную респектабельность. Тетка приходила на помощь Айни и детям, когда в доме нечего было есть. Она снабжала их кусками серого хлеба. Это были объедки, иногда заплесневелые. Но распаренный и приготовленный матерью, хлеб этот становился вполне съедобным. У него еще сохранялся привкус тех блюд, рядом с которыми он лежал на столе у тетки Хасны. Понятно, что ее прихода всегда ожидали с нетерпением.
Омар регулярно наведывался к тетке, все же стараясь показываться не слишком часто. Он обычно звал Лаллу с порога, не решаясь проникнуть в ее безмолвное жилище. Но она узнавала его по голосу и откуда-то из глубины дома приказывала войти.
Когда смущенный мальчик представал перед теткой, на него обрушивался целый поток вопросов:
— Куда это ты? Зачем пожаловал? Кто тебя послал? Что тебе нужно?
— Я лишь потому… — бормотал он, пытаясь дать удовлетворительное объяснение.
Омар только один понимал, что говорит — такую он испытывал робость. В тоне вопросов, которыми забрасывала его Лалла, мальчик не чувствовал ничего ободряющего. Нелегко ему было с ней. Впрочем, ее вопросы и не требовали ответа. Позабыв о его присутствии, она начинала бормотать молитвы. А иногда прерывала разговор на полуслове, чтобы возобновить свою беседу с богом.
В конце концов Омар говорил еле слышно:
— Лалла, мне бы хлебца…
Молитва сразу обрывалась. Тетка Хасна пристально вглядывалась в мальчика. Этой минуты он опасался больше всего.
Призывая всех святых, жалуясь на ревматизм, не дававший ей разогнуться, тетка вставала. Она вынимала из комода ковригу, завернутую во влажную тряпку, и отрезала ломоть. От этого хлеба у Омара всегда оставался во рту привкус сырости и еле уловимый запах плесени. Что могло быть вкуснее?
Она тут же отсылала мальчика домой.
— Убирайся. Нечего тебе тут делать. И не шляйся по улицам. Остерегайся машин, безмозглая твоя голова!
Стараясь скрыть радость, он убегал с куском хлеба в руке.
Тетка Хасна жила на противоположном конце города. Приходя к ним, она оставалась на полдня, хотя еще с порога клятвенно заверяла, как того требовала вежливость, что пробудет четверть часа и ни минутой дольше. Лалла старалась поддержать Айни, но оказать ей существенную помощь не могла; да и никто на ее месте не сделал бы больше.
На этот раз старуха засиделась за разговорами до полудня. Перед уходом она стала расспрашивать о сестричке Мансурии. Айни неопределенно ответила, что та была у них не так давно.
— Но черна она попрежнему, Лалла. До чего же она черна!
— Знаю ее, бедняжку. Можно подумать, что она лет десять не была в бане. Ну, да что там! Если она зайдет, пришли ее ко мне. Я кое-что припасла для нее.
Что это? Оказывается, Лалла откладывает вещи для сестрички и не думает о нас? Разве мы стали богачами? Сердце Айни сжалось. У нее были все основания считать себя обойденной. И притом Лалла еще хочет заставить меня прислуживать на свадьбе, словно я ее раба! Видно, с нами церемониться нечего. Тетка даже не пожелала сказать, что именно она собирается подарить сестричке.
Когда Лалла решила встать, это оказалось нелегким делом. Она оперлась обеими руками о пол и для начала подняла свой необъятный зад. Тем временем Айни заклинала ее остаться обедать.
— Ты пойдешь попозже, когда станет прохладнее. Сейчас на улице можно испечься.
Айни сказала все, что полагается в таких случаях, чтобы удержать гостью. Этого требовал обычай, хотя несчастной Айни и нечем было ее угощать. Из груды телес и одежд, составлявших Лаллу, послышался пискливый голосок:
— Не могу. Ох! Нет, нет, Айни. Невестки будут недовольны… Мне надо идти. Если у вас есть еда, оставьте ее для себя. Незачем делить ее со мной.
Айни продолжала настаивать с прежним упорством. Накинув на себя покрывало и поминутно взывая к Аллаху, Лалла наконец поднялась на ноги.
Дети выливали на плиточный пол целые ведра воды, которая тотчас же превращалась в горячий пар. Избавиться от этого ада не было никакой возможности. На них наваливалась слепая жестокая сила. Они вели с ней нескончаемую борьбу.