— Чего? — переспросил Шарик.
— Да так… — хмыкнул кот, — Что нам ещё остаётся?
17. Посев
Над деревней сияла бесформенная клякса, переливаясь невозможными оттенками чёрного. Ветер не знал, куда ему дуть, и, поэтому, бросался из стороны в сторону, будто шебутная собака. В его порывах кружил всякий мелкий мусор.
Дядя Фёдор сидел на крыльце и рассматривал фотографию. На снимке мама держала на руках щекастого карапуза, в котором дядя Фёдор только по глазам угадывался. Карапуз смотрел в камеру недоуменно и сердито. Мама улыбалась на изумление доброй улыбкой, какой дядя Фёдор в жизни на её лице не видел.
— Знаешь, кот, — сказал мальчик, — а я ведь только сейчас понял, что снимок-то на самом деле был один.
— Ты, дядя Фёдор, свою мысль с начала начни, а то что-то я тебя не догоняю, — попросил подсевший кот Матроскин.
— Есть вторая фотография. Точно такая же, но там меня папа на руках держит. И я только сейчас понял, что фотография-то, на самом деле, одна. Просто её пополам разрезали. И поля обкорнали, чтобы не так заметно было.
— Продолжай, — промурлыкал кот.
— Это значит, у меня брат был. Близнец. А потом его не стало, — дядя Фёдор печально усмехнулся, — Подумать только, кровать-то у меня двухэтажная. Папа ещё говорил, мол, на вырост. Будет у тебя, дядя Фёдор, сестричка. А я шутил, что назвать её надо Настасьей Филипповной… или Надеждой Константиновной, папа ещё сердился… его-то Димой зовут. А мама, почему-то, совсем не смеялась. Наверное, это плохая шутка была. Теперь уже и не узнаю, почему.
Дядя Фёдор вздохнул. Кот поморщился, будто ежа проглотил.
— Гриша, — сказал он.
— Что? — удивился мальчик.
— Гришей его звали, брата твоего, — выдохнул Матроскин, — что-то случилось, когда вам было по три года. Что-то страшное, что-то такое, что тебе сказали забыть — вот ты и забыл.
— А ты откуда это знаешь?
— От тебя и знаю. Ты, когда Зелье Мудрецов выпил, совсем разговорчивый стал. Но я тогда не знал, правда это или просто галлюцинации.
— Скажи, Меланхтон, сын Мелхесиаха, сына Молоха, мне все врут потому что я ребёнок? — вдруг спросил дядя Фёдор, — Потому что вы думаете, что можете за меня решить, что для меня хорошо, а что — плохо?
— Если честно, я надеялся, что у нас не будет необходимости возвращаться к этому вопросу, — Матроскин почесал за ухом задней лапой.
— Ты надеялся, что мои родители каким-то образом сначала найдут способ проникнуть в замыкание Макондо, а потом покинуть его. И тебе как-то в голову не приходило, что оно было умными людьми создано для того, чтобы не впускать и не выпускать всяких разных, которые, как бы сказать… очень…
— Мотивированы.
— Ага, мотивированы выбраться наружу. Потому что иначе они навсегда умрут.
— Ну, дядя Фёдор, мы можем просто умереть, обычно, как все умирают. В общем-то, это даже не так страшно. Забавно, но с той стороны тебя проще будет достать, чем отсюда.
— Ты опять врёшь, — устало выдохнул дядя Фёдор.
Матроскин кивнул.
— Разнообразия ради, я сейчас самому себе вру, — усмехнулся он.
— В смысле?
— В том смысле, что я был там, — кот кивнул в сторону реки.
Мальчик выжидающе посмотрел на него. Кот начал своё повествование:
— Я ведь человеком был, раньше, в той жизни. Отец мой считал, что нет религии выше, чем истина. А ещё, что трудности закаляют — и в смысле закалки никакого недостатка у меня с ним не было.
— И ты от этого умер?
— Если бы. Я от этого с отличием поступил в Императорский Санкт-Петербургский Университет. А ещё у меня появились мигрени, бессонница и хронический насморк. Ну и внезапно оказалось, что в университете никто не стоит над тобой с розгой. А знания, коими господа лекторы изволили меня пичкать, моим отцом были признаны устаревшими уже лет пять тому назад. В общем, не могу сказать, что во всех случаях я был прав, но к концу второго курса я был окончательно и безоговорочно отчислен.
— И ты из-за этого умер?
— Да что ж ты, дядя Фёдор так меня прикончить-то собираешься. Вон, император Нерон, при случае, готов был прокормиться ремеслишком, а я кормился Ремеслом. Благо в клиентуре недостатка не было. Потом я познакомился с Леей, девицей, обладательницей жёлтого билета и должности приват-доцента. Первым делом, я избавил её от девичества, а потом и от остатков иллюзий. И вот какая штука, дядя Фёдор, ничто так не сплачивает людей на долгие годы, как добротное совместное безумие.
— Так ты с ума сошёл?
— Образно выражаясь. Влюбился я. И жили мы долго и счастливо. А потом всё полетело в тартарары. Знаешь, что такое революция?