— Госпожа Б. де П. де Ф. и де О.
— Жюли, — воскликнула Аббатиса, — вот уж как нельзя более кстати!
— Мадам, Мадам, — умоляла Жюли Б. де П., бросившись к ее ногам, — спасите меня, Принц меня прогнал, Кардинал разыскивает, чтобы заточить…
— Ну хватит, — прервала ее Аббатиса, — ваше имя прекрасно свидетельствует об этапах вашего жизненного пути, вы, должно быть, совершенно истощены! Похоже, после Турции вы освоили всю географию! Нет-нет, объяснять ничего не надо, я и так по вашему присутствию вижу, что после дней наслаждения последовали дни горечи и разочарований. Ничто не могло доставить мне меньше радости, чем ваше появление здесь. Я полагаю, что вкупе с Кардиналом и Настоятельницей вас мне послал Господь, чтобы сильнее унизить меня. Он таким образом указывает мне, что мой крестный путь не будет озарен славой, и мне предстоит окончить свои дни не просто между двух воров, но между двух шлюх. Нет, не уходите, я предоставляю вам убежище, о котором вы пришли просить меня. Мы велим закрыть двери, чтобы вас защитить. Я отдам приказ гвардии.
Боже мой, — продолжала она, — мне-то представлялось совсем другое сражение, но у меня уже нет сил, и ждать я больше не могу, мне предстоит умереть из-за этой пропащей девицы, из-за убогого жизненного поприща, из-за грязных оргий жалкой выскочки, мне предстоит умереть из-за украденного колоска пшеницы, потому что вы, похоже, умудрились унаследовать все сомнительные достоинства как вашей многоуважаемой мамаши, так и вашего многоуважаемого папаши. О Господи, — простонала она, — вы выпили осадок, мне осталась одна грязь.
Кардинал торопил своих людей, он имел намерения захватить Жюли, дабы поместить ее, согласно требованиям Принца де О., в приют Кающихся грешниц, отправить Эмили-Габриель домой, заточить Аббатису и поставить Настоятельницу во главе монастыря. От монахинь, которые и так все уже находились в его власти, он не ожидал никакого сопротивления.
Вначале было послано письмо с предупреждением, на которое в монастыре ответили колокольным трезвоном. Затем люди кардинала предприняли попытку вскарабкаться на стены, но, долго ползя по своим веревочным лестницам, они оказались в весьма уязвимой позиции, и гвардейцы Аббатисы, призвав на помощь влюбленных в них монахинь, развлекались тем, что сбрасывали их вниз. Тела падали и разбивались у подножия стен, застыв в нелепых позах. Как в добрые старые времена, в котлах стали кипятить масло, запасы которого в монастыре были неисчерпаемы. Распевали из Ветхого Завета: Ликуй, дщерь Сиона! — на что кавалеры отвечали песней из своего военного репертуара: На мосту Авиньон. Таким образом, осажденным удалось выиграть целый час передышки, и они отпраздновали свою победу шампанским. Как прекрасно выглядело начало военных действий в монастыре де С.!
Кардинал, раздраженный неожиданным сопротивлением, пожелал сломить его во что бы то ни стало. Он, в свою очередь, назначил себя генералом, удвоил количество войска, вооружил всех мушкетами и даже дал пушку. В полночь главные ворота пали, нападавшие ворвалась в монастырь, монахини стали спасаться бегством. Солдатня бросилась за ними вдогонку, желая получить от них то, что обычно достается победителям. Те обнаружили, что эти пришлые мужчины нравятся им гораздо меньше, чем те, к которым они уже привыкли и которые имели возможность доказать свое превосходство. Монахини кричали «на помощь», «спасите» и даже «пожар», что обычно кричат женщины в отчаянных ситуациях, но половина гвардейцев Аббатисы разбежалась, а те, кто остался, отдали себя в распоряжение Настоятельнице.
В то время как дочери ее подвергались насилию, Аббатиса, удалившись с поля боя, что весьма походило на бегство, во время которого она потеряла туфли, заперлась наконец вместе с Эмили-Габриель, Жюли, господином де Танкредом, Панегиристом и Кормилицей в небольшой тайной комнатке, примыкавшей к ее спальне.