Нам показали весь город. Старый Дальний, казавшийся нам в 1945 году огромным, — теперь маленький островок в современном Даляне, протянувшемся на 40 километров к самому Цзиньчжоу, фактически ставшему пригородом…
Прощание с Люй Ваншанем и всей китайской делегацией в аэропорту было сердечным. Они благодарили нас за посещение города, просили высказать советским людям чувства любви и уважения. Особый привет они передавали со мной всем ветеранам нашей армии, освобождавшим Северо-Восточный Китай и Ляодунский полуостров».
После XXVII съезда КПСС наши межгосударственные, торговые и культурные связи с КНР начали расширяться. Их взаимная выгодность признается обеими сторонами, а это значит, что они будут развиваться и впредь.
Рубежное значение на этом пути имел визит М. С. Горбачева в Китайскую Народную Республику в мае 1989 года. Он ознаменовал нормализацию межгосударственных отношений двух великих социалистических держав, восстановление связей между Коммунистической партией Советского Союза и Коммунистической партией Китая.
Не надо доказывать, что такая перспектива взаимоотношений СССР и КНР отвечает глубоким надеждам советских людей.
Глава шестая
Японцы, какими мы их видели
Военнопленные
Военному совету, политотделу, некоторым службам армии да и мне лично за время пребывания в Порт-Артуре довелось довольно много общаться с японцами — представителями страны, господствующие классы которой еще вчера смотрели на китайцев, на их землю как на объект нещадной эксплуатации.
Опыт этого общения можно считать уникальным в том смысле, что за всю историю отношений нашей страны с Японией ни отдельным должностным лицам, ни каким-либо организациям, ведомствам, российским или советским, еще не приходилось оказываться в положении, когда надо было проявить заботу о сотнях тысяч японцев.
Казалось бы, это совсем не вытекало и из характера взаимоотношений двух соседей.
Известно, что с конца XIX века Япония, вступившая на путь империалистического развития и экспансий на Азиатском континенте, ставила своей целью вытеснить Россию с Дальнего Востока, а затем и из Сибири. Агрессия стала определяющим фактором отношения Японии и к нашему социалистическому государству. Военная интервенция на Дальнем Востоке в 1918–1922 годах, вооруженные вылазки в районе Хасана и на реке Халхин-Гол в конце тридцатых годов, бесчисленные провокации на сухопутной границе и на морях — все это было лишь прелюдией к большой войне против нашей страны, которую японские милитаристы намеревались осуществить вслед за гитлеровской Германией. Вполне оправданным ответом на этот длинный перечень преступных антисоветских действий явилось вступление СССР в войну с Японией в 1945 году.
Но как только японские войска в Маньчжурии капитулировали, наше отношение к военнопленным и тем более к гражданскому японскому населению полностью определялось принципами нашей морали — уважением человеческого достоинства, готовностью прийти на помощь слабому.
Вплотную «знакомиться» с японцами мы начали, правда, еще в период подготовки к наступлению. Наряду с изучением военного потенциала и военной доктрины Японии мы внимательно анализировали данные о моральном состоянии войск противника, поведении его солдат и командиров на поле боя, о взаимоотношениях начальников и рядовых.
За всем этим хотелось увидеть и национальные особенности японцев, понять их как людей.
К примеру, приходилось много слышать о коварных тактических приемах японских солдат и командиров на поле боя, их фанатизме и жестокости.
Что ж, в ходе боевых действий в Маньчжурии довелось не раз встречаться и с коварством, и с жестокостью, а если вспомнить о камикадзе, то а с тупым фанатизмом противника. Многим советским воинам это стоило жизни.
Кое-что из набора жестоких, солдафонских предписаний японского воинского уклада мы могли наблюдать и в лагерях для японских военнопленных.