— Давай купим этих уродов, — предложил Андрей, кивнув на огурцы.
— Сколько платить будешь? — поинтересовался Колобов.
— По справедливости. — Андрей сдвинул пилотку на лоб, по-скреб в затылке, прикидывая. Солнца здесь много и для овощей самый сезон. На поля ходить не далеко. Так что за три зеленью палки одного рубля достаточно.
— Покупаю, — сказал он, отобрав три огурца и протянул торговцу рубль.
Китаец взял деньги и что-то громко закричал. Через минуту вокруг него собралось человек тридцать. Каждый протягивал руку, чтобы посмотреть на розовую бумажку. Лопотали по-своему, должно быть споря о ее достоинстве.
Вносовцы переглянулись. Колобов отер со лба пот, шепнул:
— Дай еще рубль.
Андрей сокрушенно покачал головой.
— А еще ветеринар. Соображай: зачем же дешевить наши деньги?
— Шанго, капитан! — вдруг воскликнул с улыбкой продавец овощей. — Чифан![3] — Он бережно свернул и спрятал рубль куда-то за пазуху. Затем, улыбаясь, к трем огурцам добавил четвертый.
Торговцы начали тянуть солдат каждый к себе. Вносовцы прошли вдоль выставленных товаров. Табак — это нужно, за пачку листьев Кречетников положил три рубля. Еще они купили стопу лепешек и вареные бобы. Последние пришлось приобрести вместе с горшком.
— Смотри-ка, чай зовут пить, — проговорил Колобов.
Действительно, их приглашали жестами зайти в чайную или как там у них называлось это заведение. Но Андрей показал, что они спешат. Чтобы не проходить по торговому ряду второй раз, солдаты свернули на боковую улицу.
Обратно решили пройти мимо стоявшего в стороне заводика. Опять потянулись глиняные стены, за которыми прятались фанзы. Для свалки мусора и нечистот здесь служила улица, и в нос шибало гнилью. Застигнутая врасплох появлением солдат, старуха не успела, как она намеревалась, перейти улицу. Для нее это было не простым делом: уродливыми, искалеченными еще в детстве ногами она могла делать лишь крохотные шажки. Такие ноги были у большинства пожилых китаянок. Елпанов рассказывал: правил когда-то давно в Китае император, от которого сбежала молодая красавица жена. После этого он приказал, чтобы всем девочкам заковывали ноги в деревянные колодки…
Старухе солдаты тоже козырнули. Просто из уважения к ее возрасту. Молодых женщин, как и в деревнях, они на улицах не видели.
Внезапно солдаты оказались словно в ином мире. Вдоль шоссе — каменные столбы с эмалированными дощечками. За столбами каменные двухэтажные казармы, пулеметные вышки и грибки для часовых, ленты асфальта, проведенные, как по линейке. Даже трава тут была подстрижена, как где-нибудь в Восточной Пруссии. И труба, что торчала поодаль, напоминала трубу крематория.
Вносовцы, пройдя шагов сто по асфальтовой ленте, остановились и переглянулись. На худом лице Кречетникова от волнения выступил румянец.
— Одинаково, что у немецких фашистов, что у самураев.
Военный городок был мертв. Китайское население до сих пор не переступало черту, обозначенную каменными столбами. Страх ли, привитый годами, удерживал людей, или китайцы думали, что тут остановятся части советских войск, проделавшие трудный путь через Хинган?
Вдруг послышались резкие удары по железу. В низких и длинных корпусах заводика кто-то обитал.
— Эй, пехота! — неожиданно услышали они окрик.
На пулеметной вышке стоял русский часовой. Перегнувшись, он рассматривал сверху солдат.
— Притопали? — Наверное, он думал, что в город вошла новая стрелковая дивизия. — Шагайте к старшему лейтенанту! — рукой указал направление.
Вот где лязгало железо: за низким зданием танкисты ремонтировали танки. Их стояло всего два: «тридцатьчетверка» и легкий Т-70. Как сразу отметили солдаты, работа у танкистов шла ни шатко, ни валко. Один сидел на каком-то ящике, вяло двигал мехами великолепного немецкого аккордеона, несколько человек лежали на зеленом газоне, дымили сигаретами.
Кречетников, несший вещевой мешок, передал его Колобову. Представиться должен был он — как-никак ефрейтор — старший по званию. Офицер, к которому их послал часовой, по армейским законам в данном случае являлся начальником гарнизона.
Едва на зов аккордеониста вышел старший лейтенант — был он без фуражки и в комбинезоне с засученными рукавами — Андрей узнал его. Разгромленная японская колонна перед Хинганом, последняя вода в канистре… Гуго — так его называл капитан, молодой комбат.