От дороги в поле во весь дух бежали люди. Никто из шоферов не пытался разогнать машины. Впрочем, времени на это не было… Японец камнем падал к земле, но огня почему-то не открывал. Андрей вдруг ужаснулся, поняв, что летчик не хочет выравниться в горизонтальный полет. Ясно были видны красные круги в белых квадратах на черных крыльях; звук мотора падавшего истребителя перешел в осатанелый звериный рев.
Земля содрогнулась, затем в один страшный гул слились взрывы эрэсов.
Еще могли взорваться отдельные снаряды, поэтому шоферы и те, кто сопровождал автомашины, собрались на краю обожженной площади. Там, где была дорога, дымились ямы… От всей колонны уцелели два «форда», стоявшие в хвосте. Пахло горелым железом и взрывчаткой.
Когда вносовцы подошли к группе растерянных, перепачканных землей солдат и офицеров, их глазам представились угрюмые лица. Синяки, ссадины… На многих было порвано обмундирование. Кто-то крутил головой — оглох, кто-то натужно кашлял… Но — вот чудо! — не было ни одного убитого или серьезно раненного.
— Здорово сделали пробежку! На значок ГТО второй степени, — хмуро пошутил Кречетников.
Бывший колхозный бригадир Кокорин, вздохнув, проговорил:
— Все тот акт о капитуляции!
— Понял теперь, почему о нем в газете не написали? — с горькой иронией ввернул Колобов. — Только слух прошел, а уже позабыли о боевой готовности.
— Оно так — осточертело оружие нашему брату, — согласился Кокорин.
Елпанов передал радиограмму о самоуничтожении японского истребителя. Ротный пост приказал повторить ее дважды. Теперь Легоньков должен был составить форму четыре. Она заполнялась на каждый сбитый в квадрате дислокации поста ВНОС вражеский самолет. Ею подтверждались донесения командиров авиационных или зенитных частей.
Кречетников вспомнил посещение роты в Монголии членом Военного совета фронта. Он тогда говорил о камикадзе, пилотах-смертниках. За что угробил себя этот? «Отработал» большое жалование при жизни? Или боялся мести недобитых начальников — самураев? Или в нем кипела ненависть ко всему живому на свете? Эх, звери, нечеловеки! Неужели люди после войны позволят, чтобы где-нибудь снова росли такие?..
19
Как и предполагал Андрей, возле китайской деревушки, стоявшей на берегу речки с темной водой, был другой мост. Узкий, огражденный низкими перильцами. Лесин и Легоньков прошли по нему до другого берега и решили, что «шевроле» он выдержит. Однако солдаты вылезли из машины.
Реку форсировали благополучно. Из фанз тотчас высыпали китайцы. Советских солдат приветствовали, как везде, — поднятым кулаком с отставленным большим пальцем. В проеме глиняной стены Андрей приметил седобородого старика в длинном синем халате. Что-то потянуло ефрейтора подойти к нему.
— Здравствуй, отец, — проговорил он и протянул старику пачку сигарет. Андрей не собирался вступать со стариком в длинный разговор с помощью жестов и междометий: угостит сигаретой, и все. Уж очень живописный был старикан.
— Здравствуй, — неожиданно по-русски ответил тот дребезжащим голосом. Наверное, ему было лет восемьдесят.
Андрей от изумления открыл рог.
— Знаешь по-русски?
— Мамо-мало помню. Жил в России. Давно. Молодой был, — медленно подбирая слова, произнес старик.
Андрей, сложив ладони рупором, закричал товарищам:
— Эй, сюда!
Вносовцы, поджидавшие его у машины, недоуменно помедлили, потом подошли.
— Русский знает, у нас жил! — восторженно проговорил Кречетников. Глаза ефрейтора блестели, он выпятил грудь, гордясь своим открытием. Еще бы! Солдаты впервые встретили китайца, говорившего по-русски.
— Спроси, он до революции у нас жил? — сказал Колобов, обращаясь к Андрею, словно тот один имел право разговаривать со стариком.
— Конечно, до революции, молодым, — ответил ефрейтор, но все же повернулся к старику: — Царь в России был?
— Царь, — повторил старик.
— А о Ленине ты слышал?
Старик кивнул и, подняв руку, указал тонким, с белым ногтем пальцем на звездочку на пилотке Колобова.
— Теперь Россия хорошо.
— И вам надо делать хорошо, отец! — с жаром сказал Андрей.
— Спасибо, — поклонился старик, понявший из горячей речи ефрейтора если не все, то главное.
Приветливо выглядел степной ландшафт. Было тепло, даже парно, но не палило сжавшееся в белую точку беспощадное солнце. Похоже на степную Сибирь: до горизонта разлив зеленой травы, рощицы, канавки, наполненные водой… Китайские деревушки, сбегавшиеся к дороге, выглядели не такими нищими, как в горах: вон базар под раскидистыми деревьями — горки желтых дынек, красных помидоров, арбузов, огромных, с руку длиной, огурцов; ишаки, впряженные в двухколесные повозки, везут с полей возы зеленых стеблей кукурузы; можно увидеть женщин, в темных шароварах и свободных кофтах. У многих за спиною привязанный ребенок…