Однажды мы пошли на речку купаться. И Дружка с собой взяли. Нужно нам было на другую сторону речки перейти. Мы всегда там купаемся, потому что тот берег песчаный.
Очень приятно на горячем песке поваляться.
Только смотрим: что это? Дружок не идет за нами в воду.
— Дружок! Дружок! — зовем мы его. — Идем, Дружок, здесь речка мелкая.
А Дружок сел у самой воды — и ни с места. Только на нас жалобно смотрит и повизгивает.
Он еще никогда не был на речке — боится.
— Так ведь это для нас мелко, — сказал Вова, — а ему — с головкой. Надо Дружка плавать научить.
— На том берегу будем учить, — сказал я. — А пока перенесем его на руках.
Хотел я схватить Дружка, а он прыг от меня. Вова его попробовал схватить в охапку, а Дружок и от него отскочил. Стали было Дружка ловить, да разве его поймаешь? Мы и во дворе никогда его не могли поймать. А тут он как принялся носиться по берегу. Лает — заливается. Думал, наверное, мы это играем с ним. Устали мы за ним бегать.
— Пусть тут остается, — сказали ребята. — Мы не виноваты, что он такой глупый.
Перешли мы речку, искупались и стали в песке валяться. Вдруг слышим, кто-то кричит:
— Ральф, назад! Ральф, ко мне!
И сразу же перед нами огромная рыжая собака появилась. Шерсть у нее мокрая, глаза злющие. Мы лежим, не шевелимся. Так всегда надо делать — не шевелиться, чтобы собака на тебя не кинулась. Страшно всё-таки — вдруг кинется? А собака припала к земле и ну на нас лаять: «Р-разорву, р-разорву, мол, я вас».
Какой-то черный лохматый ком заслонил нас от собаки. Мы даже не сразу сообразили, что это наш Дружок напал на рыжую собаку.
Они сцепились в клубок и рыча покатились по песку. Только мелькали белые клыки, да пучки черной и рыжей шерсти летели во все стороны.
В это время подбежал незнакомый дядя в белых брюках. Он ухватил за ошейник свою рыжую собаку, а Дружка хотел ударить ногой. Тут мы опомнились и бросились к нему, громко крича:
— Не смейте бить Дружка! Ваша собака первая на нас напала.
— Разберешься тут, кто первый, — ворчал дядя, оттаскивая рыжую собаку. — Никого из вас она не укусила, ребята?
— Нет, — говорим, — не успела.
— Вот и хорошо, — обрадовался он и, крепко придерживая за ошейник свою собаку, ушел от нас.
Мы тоже держали Дружка за шею и за лапы, потому что он еще рычал.
Потом мы стали обнимать и гладить Дружка.
— Как же это он тут очутился? — удивлялись ребята.
— Вот здорово! И воды не побоялся, и плавать научился.
— И большой собаки не испугался, — хвалили мы Дружка.
— Это он чтобы за нас заступиться, для дружбы.
— Недаром мы его Дружком назвали!
Кто кого испугался
Вот как было дело…
Сидел я поздно вечером дома один, потому что папа и мама эту неделю во вторую смену работали. И должен был я сидеть до половины первого ночи, то есть я должен был спать, но я сидел и читал книгу «В дебрях Уссурийского края».
Мне захотелось по карте посмотреть, где это всё происходит, про что в книге говорилось.
У нас большая старая карта Советского Союза есть. Она в сенях на шкафу лежала.
Вышел я в сени, а там темным-темно — лампочка недавно перегорела. Ну, нащупал я в углу столик, придвинул к шкафу, залез и шарю в темноте. Помню, что карта, свернутая в трубку, здесь где-то лежит, а под руку всё папки какие-то попадаются, книги…
И вот кажется мне, что около меня еще кто-то есть. В темноте часто так кажется. Я знаю. И всё-таки неприятно. Ну, шарю и вдруг слышу, будто кто-то рядом чихнул тихонько. Я даже замерз сразу. И ведь знаю, что никого не должно быть сейчас, потому что сени были заперты. Были… Вот то-то, что были, а сейчас… Кто его знает?
Вдруг кто-то опять, теперь у самого моего лица: «Фырк — чхи!»
Эх! Я как заорал, стол покачнулся, грохнулся я на пол и сам не помню, как в комнате очутился. Наш кот Васька за мной пулей влетел. Я дверь на запор…
«Кто это, — думаю, — там? Кто?»
Смотрю, Васька стоит посреди комнаты, спину выгнул дугой, хвост крючком изогнул и тоже в страхе на дверь смотрит.
— Кись-кись, — говорю. — Ты чего, дурак, испугался? Со мной не пропадешь!..
Нарочно громко говорю, чтоб там, за дверью, слышали.
А Васька сел, взглянул на меня и… чихнул.
Часы
Многие ребята только притворяются веселыми. Я знаю — сам такой был.
Ну, двойку получил, вроде беда небольшая, а всё же… А если еще двойка? Вот тут уже улыбаешься только для вида… Или родителей вызывают в школу. Тоже радости от этого мало. Но, конечно, виду не подаешь.
И вот однажды дома забыл я притвориться. Сижу за столом невеселый, а брат Сергей (он уже в девятом классе учится) спрашивает:
— О чем задумался, старик?
Это он тоже вроде шутит, а я вижу — он взаправду обо мне беспокоится.
— Да вот… — говорю.
И всё рассказал…
Подумал Сергей и спрашивает:
— Хочешь, всё переменится, и даже скоро?
Я только рукой махнул.
На другой день прихожу из школы, смотрю — часы висят над моей кроватью! Самодельные какие-то. Разрисованные. Циферблат у них большущий — с тарелку, и стрелка одна. Подхожу поближе — не тикают. Стрелка у них показывает туда, где на настоящих часах цифра четыре. Только здесь вместо цифры нарисовано, как я сижу и обедаю. Где должно быть пять — тоже я: на коньках мчусь, и даже золотые искры кверху взлетают. Вместо шести — опять я за столом. Кругом меня книги, книги. На одной можно даже прочитать «Арифметика». Понятно — это я уроки делаю. Где быть десяти — я умываюсь; вместо цифр одиннадцать, двенадцать и дальше нарисована длиннющая горбатая кровать, я на ней, тоже длинный, сплю.
Тут скоро и Сергей пришел — кивает на часы.
— Ничего, — говорю. — А зачем?
— Увидишь. Только уговор — стрелку каждый час будешь передвигать сам, что она показывает — выполнять.
Сели мы обедать. Сергей мне настоящие часы показывает: на них ровно четыре часа. Взглянул я на наши, а стрелка показывает на картинку, где я обедаю. Выходит, что пока всё правильно идет — выполняю указание.
После обеда взглянул на часы — пять. Тогда и на наших стрелку передвинул. Показывает теперь она, как я на коньках катаюсь.
— Хорошие часы сделал ты, Сережа! — кричу я ему. Схватил коньки и побежал выполнять.
На улице я про часы забыл, а когда меня домой позвали, пришел, смотрю — Сергей улыбается, а на наших часах стрелка показывает, как я за книгами сижу.
«Ладно, — думаю, — выполнять так выполнять». И занялся уроками.
Потом хотел я «Таинственный остров» дочитать, — немного осталось, но Сергей на часы кивнул на настоящие и на наши. На настоящих часах было десять. Перевел я стрелку и у наших. Показывает она, как я умываюсь, а дальше и вовсе — длинная-длинная кровать. Что ж, пришлось умыться и лечь спать.
Так и повелось.
Только по воскресеньям часы стояли. Делай что хочешь!
И как-то так вот получилось, что и в самом деле я веселый стал, потому что всё у меня хорошо: двоек нет, родителей в школу не вызывают. Даже в туристический кружок приняли.
А вчера я повесил наши часы над кроватью Сергея, потому что вижу: он что-то невеселый ходит.
