два листа бумаги с высокохудожественными портретами Макара и Димона, подписанные
«говнюк №1» и «говнюк №2» соответственно; то самое цветное расписание движения поездов и тапок из окошка справочной. Перехватив недоумённый взгляд Пупса, он резким
движением смахнул тапок со стола.
– А чего ты такой радостный? И что за дерьмо ты приволок? И кто эти клоуны? – Пупс
раздраженно ткнул пальцем в портреты, – и вообще, чем ты занимался всё это время? –
он перегнулся через стол и подозрительно посмотрел на тапок.
– Объясняю, – начал Тимофей серьёзно, – эти клоуны ехали в тачке сразу после тебя, часы
по любому у них, этот,– он показал на портрет Макара, – сошёл с поезда. Вот расписание –
в это время был только один поезд, московский.
– Всё понятно, надо звонить Начальнику…А-а-а…? – Пупс распрямил над столом руку и
вопросительно показал пальцем вниз, туда где лежал тапок.
– А ну это я так, машинально, – смутился Тимофей.
Пупс укоризненно покачал головой и начал набирать телефонный номер.
– Алло! Начальник? Это опять я! Нужно одного урода найти. Он приехал сегодня на десятичасовом московском поезде. Есть его портрет. Пробей список пассажиров, подними их личные дела, фотографии, сравни с портретом, короче не мне тебя учить. Мне нужны его данные и координаты.
– Если ты сам портрет рисовал, ничем помочь не смогу. А что у тебя случилось-то?
– Часы мои помнишь? Они сейчас у этого козла, вроде как!
– Ну хорошо. Присылай факсом портрет.
Беспалая рука положила трубку. Заработал факс, появился портрет Макара.
–Это уже интересно…– задумчиво – заинтересованно проговорил хозяин беспалой руки…
…На одном краю этой живописной бухты берег был завален тёмными, поросшими водорослями валунами. Об них с брызгами разбивались сине-зелёные волны, немного не доставая до огромной мрачной скалы, частью которой были когда-то эти валуны, и пенясь, откатывались обратно. Остальная часть бухты представляла собой песчаный пляж, покрытый выброшенными прибоем пустыми раковинами и местами бурый от слипшихся в кучу водорослей.
Посередине бухты, как будто сбегая с холма к берегу наперегонки, рассыпалось несколько строений. Ближе всех к берегу стояла вытянутая беседка под навесом, как в «Особенностях национальной рыбалки». В ней, за заставленным бутылками столом, сидело несколько мужиков. У всех в руках было по стакану, на треть наполненному водкой. Откуда-то тихо доносилась песня «Чёрный ворон». Во главе стола восседал серьёзный пожилой мужик, со слезящимися глазами и помятым, небритым лицом со следами всего, что он выпил в этой жизни. К нему обратился сосед, крупный и усатый:
– Лукич! А когда рыбу-то ловить будем?
– Рыба не триппер, сразу не поймаешь, – спокойно ответил Лукич и выпил,– завтра пойдём.
– Тогда пойду на «дорку» позагораю, а то вечер скоро, – усатый выпил и пошёл к берегу.
– Серёжа, глянь заодно, как там профессор с дочками, не затонул? – крикнул вдогонку Лукич, – и трусы не снимай, а то опять жопа сгорит!
Серёжа раздевался на ходу и к воде добрался уже в одних семейных трусах. Зайдя в воду,
он поплыл к «дорке», которая стояла на якоре недалеко от берега и представляла собой
небольшую рыбацкую «посудину» метров десяти длиной. За ней, далеко в море виднелась
вёсельная лодка, медленно плывущая к берегу. На вёслах грёб мужчина с бородкой, в белой шляпе, лет сорока пяти. Напротив него сидели две девочки, подросткового возраста.
У младшей в руках были две чёрные ракушки, крупная и мелкая. Девочка спросила:
– А это мама и дочка?
– Нет, – ответил профессор, – это просто разные виды мидий. Маленькая – Митилюс едулис – во Франции большим деликатесом считается…
…Серёжа, тем временем, взобрался на борт «дорки», который хотя и возвышался над водой всего метра на полтора, был бы для пловца непреодолимым препятствием, если бы не свисавшая с него верёвка. Взобравшись, Серёжа секунду подумал, снял трусы, повесил их на борт со стороны берега и лёг загорать. Но тут дунул ветерок и трусы упали за борт. Серёжа, ругаясь, нырнул за ними…
…Лодка приближалась к «дорке» со стороны моря. Старшая девочка спрашивала:
– А большая?
– А большая – это мидия наша, дальневосточная, – отвечал с гордостью профессор, – по латыни – Креномитилюс граянус – такого французы даже и не пробовали…
…Серёжа с трусами на шее подплыл к борту, взялся за верёвку и подтянулся на ней. Верёвка лопнула и он плюхнулся обратно в воду. Всплыв, он ухватился за одну из покрышек свисавших по борту и с неимоверным усилием вскарабкался на неё. Серёжа несколько раз попробовал подняться выше, но тщетно. Нырять вниз ему тоже не хотелось. Он, вцепившись в покрышку руками и ногами, понял весь идиотизм своего положения и истерично засмеялся. И тут, к своему ужасу, он увидел нос профессорской лодки, выплывающей из-за кормы «дорки»…