Руссо зашел и увидел торговца в одежде, соответствующей моменту: глаза у него слипались, а на голове — ночной колпак.
— Месье, — сказал Руссо торговцу, взирающему на него с крайним изумлением, — я должен сообщить вашему компаньону крайне важное известие.
— Но, мой господин, — ответил хозяин, — у меня нет компаньона.
— Тогда, месье, — воскликнул Руссо, — нечего называть свой магазин «Два окурка» и морочить публике голову!
Однажды вечером патруль подобрал мертвецки пьяного Руссо возле каменной тумбы, где он лежал, прислонившись головой к стене. Рядом горел фонарь.
Руссо обедал вместе с Ромьо, оба вышли из кабаре, хорошо нагрузившись. Ночной воздух подействовал на Руссо сильнее, чем на Ромьо, и Руссо споткнулся три или четыре раза.
Ромьо понял, что ему придется провожать Руссо до дому, поскольку из них двоих Ромьо был менее пьян. Однако он решил избавить себя от этой тяжкой обязанности.
Купив в лавке фонарь, за который он на этот раз уплатил, Ромьо уложил своего приятеля около тумбы, поставил на тумбу фонарь и удалился со словами: «Теперь спи, сын Эпикура, никто тебя не задавит».
В таком положении патруль и обнаружил Руссо, в руке у которого было 4 или 5 су. Это добрые души, принявшие его за несчастного бедняка, подали ему милостыню.
Тем временем примерно на середине между пятнадцатой или шестнадцатой сменой правительств, которые я пережил за свою жизнь, одно из правительств, очевидно питавшее слабость к прожигателям жизни, отдало в руки Ромьо некую супрефектуру.
Обещание было ему дано, но он никому о нем не говорил, не надеясь, что какое-нибудь правительство осмелится сделать из него представителя закона.
И вот, в одно прекрасное утро Руссо прочел в газете, что Ромьо стал супрефектом. Сам Руссо уже долгое время хотел упорядочить свою жизнь и искал себе место. Он подпрыгнул от радости, кинулся к Ромьо и нашел его в постели с газетой в руках.
— Но мы же станем самыми счастливыми людьми на свете: я последую за тобой, сделаюсь твоим секретарем и на наши жалованья в маленьком провинциальном городке мы заживем, как короли.
И со слезами на глазах, будто бы тронутый преданностью Руссо, Ромьо протянул к нему руки. Руссо бросился к другу, и они обнялись.
На следующее утро Руссо явился с самого утра.
— Ну так что? — спросил он.
— Да вот, понимаешь ли, мой дорогой Руссо!.. — отвечал жалобным голосом Ромьо.
— В чем дело?
— Мне сообщили ужасную вещь, которая помешает нам осуществить все наши благие намерения.
— А что такое?
— Да мне сказали, что ты пьешь.
Руссо посмотрел на него с изумлением, вскрикнул и удалился почти в ужасе.
Перед его глазами во всей своей жуткой глубине только что открылась одна из пропастей человеческого сердца — пропасть лицемерия…
Увы, общество любителей хорошей кухни и хороших вин, которое пришло на смену обществу, появившемуся в период Реставрации, закончило свои дни.
Сегодня от всего этого мира, мой дорогой Жанен, остались лишь мы с вами, никогда не бывшие истинными любителями и знатоками хорошего вина и хорошей кухни. Остальные уже умерли: и Роже де Бовуар, и Мери, и Вьей-Кастель, и Ромьо, и Руссо, и де Мюссе, и де Виньи.
Праздничная скатерть 1830 г. в 1869 г. превратилась в погребальный саван.
Есть станут всегда, но уже не будет тех обедов и особенно — ужинов…
Примерно в 1844 г. или 1845 г. меня охватили угрызения совести: нельзя же просто так, не пытаясь сохранить их в памяти, дать исчезнуть столь великолепным ужинам, на которых царили остроумие и непринужденность.
Моими друзьями были почти все творческие люди эпохи: талантливые художники, модные музыканты, любимые публикой певцы. Я заказал стол на 15 персон и предложил 15 друзьям собираться по средам от 11 часов до полуночи у меня дома, прося их предупреждать меня за 3–4 дня, если кто-нибудь не мог прийти, чтобы место не пустовало.