Джордж вернулся с бокалами и, протянув ей один из них, присел на подлокотник ее кресла, но она отправила его на кушетку.
— Как ты там оказалась, Шерри? Как ты узнала?
— Я нашла записку в твоем кармане.
Джордж покраснел:
— Господи, Шерри…
— Хватит причитать, — отрезала она. — Есть вещи поважнее, которые надо обсудить. Значит, это и есть те самые люди? Ну, с кем ты собираешься грабить кассу?
Он кивнул.
— Да, это они. Но знаешь, Шерри, я подумал — черт с ними! Я больше не хочу с этим связываться. Слишком опасно. Не знаю, о чем я раньше думал. Дело не только в том, что грабеж сам по себе опасное дело. Но эти люди — понимаешь, с ними шутки плохи. Они могли убить тебя — как нечего делать. Нас обоих могли прихлопнуть.
— Не будь дураком, — отрезала Шерри. — Зачем им убивать меня? И тебя убить они уже не могут. Ты им нужен, разве не так?
— Что тебе сказал Джонни? — спросил Джордж. — Как он себя вел?
— Хотел узнать, что я делала под дверью. Я ему сказала, что шла за тобой и так там и оказалась. Еще сказала, что ничего не слышала. Я и вправду ничего не слышала.
— И он тебе поверил?
— Конечно поверил.
— Ты не понимаешь, Шерри! Джонни хоть и неплохой парень, но он из крутых, понимаешь? Зря он, что ли, четыре года отмотал в Синг-Синге.
— Вот как? Он сидел? — засмеялась она. — Нет, Джордж, он не крутой.
— А он не пытался…
— Я с такими, как он, могу справиться даже со связанными руками. Как нечего делать.
Он посмотрел на нее с затаенным беспокойством.
Шерри поднялась и подошла к дивану, решив, что с расспросами пора кончать. Она села, придвинувшись к его колену, и бережно погладила синяк у него под глазом.
— Слушай, Джордж, я хочу, чтобы ты успокоился. Здесь волноваться нечего. Все уже позади. Согласна, я поступила глупо, что потащилась за тобой. Но, знаешь, это тебе урок. Нужно было больше мне доверять, рассказать, что ты задумал. Кому-то ведь надо о тебе заботиться.
Она все теснее прижималась к его колену и нежно гладила по лицу.
— Послушай, Шерри, я хочу все бросить, хочу выйти из этого дела.
Она замерла, хотела возразить, но, передумав, встала и потянула его за руку.
— А сейчас, — сказала она, — я уложу тебя в постель. Тебе завтра на работу, ты, наверное, до смерти устал.
Оставив дверь в ванную полуоткрытой, Шерри стала раздеваться. На ее губах играла ехидная улыбка. Она слышала, как в соседней комнате раздевается Джордж, и мысленно представила себе, как он это делает: складывает брюки и перекидывает их через спинку стула, потом аккуратно развешивает остальные предметы своего гардероба. Даже когда Джордж спешил, он делал все аккуратно и по порядку.
Поведение Джорджа и образ его мыслей никогда не менялись. За два года супружеской жизни она изучила его как свои пять пальцев. Он был прост как дважды два. И все, что происходило между ними, случалось уже сотню раз.
Упрямство было одним из немногих свойств, противоречивших общему складу его характера. Она знала, что если он принял решение, то в большинстве случаев заставить его отступиться было невозможно. Но были исключения. И сейчас она точно знала, что у него на уме. Во-первых, он твердо решил выйти из дела. Во-вторых, он столь же твердо решил не посвящать ее в новые подробности их плана.
Шерри дернула плечиком и взглянула на себя в зеркало, перед которым стояла совершенно голая. Озорно взъерошив волосы, она улыбнулась своему хорошенькому отражению.
Теперь он был у нее в руках.
Когда она вошла в спальню, он лежал в постели. Свет был выключен — горел только ночник, с одной стороны неярко освещавший изголовье двуспальной кровати. Она невольно отметила, что Джордж не открыл окно на ночь, — и снова усмехнулась. На сей раз — про себя: нет, Джордж явно не книга за семью печатями.
С минуту она помедлила, чувствуя, что он украдкой наблюдает за ней. Потом подошла к кровати, приподняла простыню, забралась в постель и тесно прижалась к нему. Пока лучше было ни о чем его не расспрашивать.
Желая чего-нибудь добиться, Шерри всегда действовала по одному и тому же сценарию. Сначала она поддразнивала его, потом выскальзывала из его объятий, всякий раз точно рассчитывая, когда нужно будет оттолкнуть распаленного мужа. На сей раз закончить представление нужно было как обычно, то есть дать Джорджу возможность самоутвердиться. Он всегда пребывал в уверенности, что берет ее силой.
Конец был всегда один и тот же: Джордж пребывал в полном изнеможении и был уверен, что состоялся как мужчина. Потом он впадал в сентиментальность, унижался и умолял простить его.