— Приходится уметь, — ответила Шпулька. — То есть пришлось научиться. Несколько лет тому назад мама сломала руку перед самым Рождеством. Отец, как назло, отлучился на два дня, весь дом был завален рыбой, и нам с Зигмунтом пришлось готовить весь праздничный стол, так как вся родня была заранее приглашена к нам на Сочельник. Тесто у меня не пропеклось.
— Я как раз люблю такое.
Тереска замолчала, вытаскивая очередную добычу. Совершенно случайно попав на рыбное место, она успела наловить дюжину солидных рыбин прежде, чем удача кончилась.
Какое-то время она смотрела на неподвижный поплавок, но довольно быстро потеряла терпение и заявила:
— Конец эльдорадо! Давай-ка отплывём немного, сменим место.
Ещё четыре уклейки пополнили улов. Солнце уже садилось, пора было возвращаться.
— Честно скажу, я в эту рыбалку ни капельки не верила, — призналась Шпулька, высыпая муку на клочок бумаги, пока Тереска устанавливала на камнях сковородку. — Все знают, как это бывает. Одни разговоры. Мой отец тоже мотается с удочками и хоть бы раз что поймал! Как это тебе удалось столько наловить?
— Понятия не имею. Папа говорил, главное — три вещи: место, время и приманка. Перед заходом солнца рыба обычно кормится и лопает все подряд, а лучше всего клюёт обычно вблизи камыша. Это я и по своему опыту знаю. Что до приманки, видимо, случайно попался их любимый корм.
— Запомни на будущее, какие это были червяки.
— Маленькие такие.
— Ну, давай же рыбу, маргарин пригорает.
— А как будешь жарить?
— Чтобы хрустели. Кости тогда прожариваются, и можно есть все целиком. Хочешь, попробуем?
— Ясное дело, хочу…
Поджаренные до золотистого цвета рыбки получились сущим объедением. Очаг из камней, вопреки опасениям Шпульки, тоже оказался на высоте: сковороду и кастрюлю спокойно можно было снять с огня. Колодезная вода для чая годилась гораздо лучше озёрной, а десерт из земляники с сахаром мог удовлетворить самый изысканный вкус.
— И пожалуйста, в естественных условиях вполне можно выжить, — удовлетворённо констатировала Шпулька, облизывая ложку. — Ещё немного, и грибы пойдут…
— В такую погоду — черта с два, — охладила её Тереска. — Видала я — одни засохшие сыроежки. Грибам нужен дождь. Может, повезёт, и у какой-нибудь хозяйки удастся купить творога и яиц.
— Вряд ли. Сейчас все молоко везут на скотобойню. Тьфу, хотела сказать, на маслобойню. Оставляют только самую малость для себя.
— Попытка не пытка. Смотри-ка, уже поздно, а мы ещё собирались пораньше лечь.
— А который час?
— Десять.
— Не может быть! Только что было восемь!
— Не видишь, что ли, уже стемнело. Опять будем обо все спотыкаться. Умыться можно у щитов, там чуть светлее от месяца, а здесь, под деревьями, полная тьма. Очаг из камней, конечно, удобный, но ничегошеньки не освещает. Тут, в кастрюльке, вода для зубов, не наступи…
Луна светила вовсю на открытом месте, но у палатки было совсем темно. Пользоваться фонариком при умывании было неудобно — явно ощущалась нехватка третьей руки. Поэтому Тереска и Шпулька решили ничего не убирать, сгребли все в одну кучу и легли спать.
Недальновидность такого решения прежде всего отразилась на сковородке, к которой остатки рыбы присохли намертво. В шесть утра рядом с палаткой раздались резкие хлопки в ладоши, что в тишине над озером прогремели, как пушечные выстрелы. Это вчерашний знакомый заявился проверить, очищена ли его территория от незваных гостей, и с неудовольствием обнаружил ничего не соображающих со сна подружек, а вокруг — сущее мамаево побоище.
— Вы что здесь! — начал он выговаривать. — Белый день на дворе, а тут такой бардак! Я сказал, убрать, а то придёт старший, и мне по шее! Через час вернусь, чтоб все было чисто!
— Спокойствие! Только спокойствие! — изрекла Тереска, выбираясь из палатки. — Действуем без паники, иначе нам конец. Начнём с воды.
— Он уже ушёл? — зевая, спросила Шпулька.
— Ушёл, но не вздумай снова уснуть. Скоро вернётся и задаст нам.
— А который час?
— Пять минут седьмого. Да вылезай же! Ничего не поделаешь, выспимся в другой раз.
Злосчастная сковородка с засохшими остатками ужина лежала на самом видном месте, и обе девчонки наткнулись на неё, как только выбрались из палатки. Сразу было ясно, что упаковывать её в таком виде нельзя, а отмачивание займёт слишком много времени. К счастью, Тереске пришла в голову мысль вскипятить в ней воду. Развести огонь, поставить сковородку на их каменную «плиту» и пусть себе кипит, пока они умываются, одеваются и скатывают палатку.
Шпулька идею подхватила и, уже выпуская со свистом воздух из матраца, услышала голос подруги.
Тереска, возмущённая и удивлённая, стояла над тем, что раньше было «плитой». От вчерашнего очага не осталось и следа: камни были разбросаны, земля вокруг них перекопана, и все это вдобавок посыпано пеплом. Подбежавшая Шпулька не знала, что и сказать. Зато у Терески слова нашлись сразу.
— И что это за гангрена такая привязалась к нашему костру?! — возмутилась она. — То кто-то на нем топчется, то все переворачивает вверх дном! Ты что, ночью вставала и вела здесь раскопки?
Шпулька была удивлена не меньше.
— Вроде я слышала какой-то шум сквозь сон, — не очень уверенно пробормотала она. — Камни же просто неподъёмные! Кто их мог раскидать? Может, наш охранник?
На подробное обсуждение странного события времени не оставалось, да и сковорода требовала повышенного внимания. Когда через час с лишним их знакомый снова появился, Тереска, правда, уже кончала грузить вещи в байдарку, но Шпулька все ещё возилась с упрямой посудиной.
— Вот проклятая! — шипела она недовольно, отчаянно орудуя тряпкой.
Блюститель порядка похвалил их за проведённую по всем правилам уборку территории и посоветовал поскорее отправиться на озеро Негочин. Шпулька, наконец, с облегчением отложила сковородку, и тут Тереска вспомнила о загадочном явлении.
— Это не вы здесь ночью копали? — спросила она, указывая на камни. — Кто-то ночью все тут перевернул.
Мужчина внимательно осмотрел место происшествия, нахмурился и подозрительно взглянул на девчонок:
— Выходит, набезобразничали?
— Ну, знаете! — обиделась на такое подозрение Шпулька.
— Я же объясняю, что это не мы, — раздражённо повторила Тереска. — Кто-то другой. Мы на вас думали.
— Значит, ночью кто-то ковырял? — переспросил охранник.
— Вот именно. Неизвестный. И чтобы нас потом не обвиняли.
Некоторое время все трое молча стояли у камней.
— Вы до этого не касайтесь, — неожиданно заявил страж порядка. — Ваше дело — сторона. Ковырял, не ковырял… Вы себе спали, ничего не видели, ничего не слышали. А теперь отчаливайте, будто вас здесь не было.
Он стоял и наблюдал, как страшно удивлённые таким заявлением девчонки отплывают от берега. Позавтракать они так и не успели, но предпочли не настаивать и убраться поскорее с этого странного места. Полученное ими предостережение прозвучало загадочно, а над разгромленным очагом вдруг повеяло тайной.
— Я совсем не понимаю, что он хотел сказать, — заявила Шпулька. — Похоже, он заподозрил, что мы преследуем того, кто выкапывает камни, и советовал бросить это дело. Ты как думаешь?
— Понятия не имею. Может, он был недоволен изменением пейзажа, а может, все-таки решил, что это мы виноваты, и таким образом сделал нам выговор. Я чувствую себя без вины виноватой.
— А я чувствую себя голодной. Завтракать будем?
— Будем. Пристанем где-нибудь и быстренько поедим.
— Тогда давай пристанем прямо здесь. Я вижу землянику. А место для лагеря не годится, значит, никто и не сторожит.
Жуя бутерброды с сыром, подруги без особого успеха пытались разгадать смысл высказывания сторожа. Шпулька вдруг вспомнила таинственный разговор, подслушанный на озере в первую ночь.
— Я совсем не уверена, что там были браконьеры, — забеспокоилась она. — Как-то странно они шептались. И охранник тоже странный. Не нравится мне все это.