Предположение о сумасшедшем подействовало на Шпульку как удар хлыстом. С несвойственной ей энергией она ринулась в палатку и выволокла оттуда уже наполовину спущенные матрацы. Продолжая лихорадочно собирать вещи, Шпулька выкрикивала остолбеневшей от изумления подруге:
— Ни на час! Ни на минуту я здесь больше не останусь! Что ты ни говори! Уж лучше браконьеры, бандиты, все, что угодно, только не сумасшедшие! Я их до смерти боюсь и ни за что здесь не останусь! Лучше посреди озера ночевать, чем рядом с сумасшедшими!
— Да что ты заладила: сумасшедший, сумасшедший, — не слишком уверенно возразила Тереска. — Может, он и не опасный. И вообще уже ушёл…
— Даже близко не потерплю! Ни за какие коврижки! Поторапливайся!
— Ты, кажется, сама тронулась. Давай хоть искупаемся, позавтракаем…
— Сначала все соберём, а купаться — только потом.
Никакие аргументы на паниковавшую Шпульку не действовали. И хочешь не хочешь, Тереске пришлось упаковывать багаж в такой спешке, как будто за их спиной бушевал лесной пожар. Но нет худа без добра: к десяти часам лагерь был свернут, а юные туристки готовы к отплытию. Шпулька милостиво согласилась позавтракать, но без разведения огня, так как костёр мог привлечь чокнутого аристократа.
— Сейчас поедим творога, а рыбу разогреем на ужин, — категорически заявила она. — Воды наберём по дороге. Надеюсь, за Гижицком этот подлец нас не найдёт.
— За Гижицком будут кемпинги и люди. Не бойся. А ещё предлагаю для воды купить какую-нибудь посудину, а бутылки обменять на минералку. Мне все время пить охота…
— Мне тоже. А посудину — лучше с крышкой…
Отправляясь в дальний путь на юг, Тереска почувствовала приятное тепло в груди. Ей вдруг показалось, что там, впереди, её ждёт нечто прекрасное и волнующее, а может, некто… И сразу поняла, в чем дело. На юг поплыл молодой человек, в которого ни в коем случае нельзя было влюбляться. Поначалу она попыталась было не признаваться самой себе, что его присутствие на озёрах имеет какое-либо значение, но быстро отказалась от этого самообмана. Нечего скрывать: солнце стало ярче, небо — голубее, вода заблестела веселее, а воздух обрёл какую-то особую свежесть. Отлично понимая по собственному опыту значение всех этих симптомов, Тереска грустно покачала головой и вздохнула так тяжело, что у сидевшей впереди Шпульки пошевелились волосы.
— Чего дуешь? — поинтересовалась она.
Тереска попыталась быстренько придумать что-нибудь насчёт паруса и ветра, но вместо этого спросила:
— А ты уверена, что он поплыл в сторону Гижицка, а не повернул на север?
Хотя минуту назад предметом их разговора был вырождающийся аристократ, подруга сразу поняла, о ком речь. С ответом же она помедлила, лихорадочно соображая, как для неё лучше: чтобы Тереска влюбилась или нет. Так и ничего не решив, Шпулька честно призналась:
— На север — исключено. Там ему делать нечего. Скорее всего, плывём в одном направлении. Не знаю, хочу ли я, чтобы мы с ним встретились.
— Почему не знаешь, почему хочешь и почему не хочешь?
— Первое и так понятно, не задавай дурацких вопросов, а в остальном — один только Бог знает, что ты тогда можешь отмочить.
Тереска искренне удивилась:
— С какой стати я должна что-то отмачивать? Ничего я не собираюсь… И вообще, когда это я что-либо отмачивала?
Шпулька страшно возмутилась и даже перестала грести:
— Ну знаешь! Не будешь же ты утверждать, что эта бредовая идея — каникулы на воде — моя? Или мы вместе это придумали?
— А разве нет? Впрочем, может, и я… А что такого? Разве тебе не нравится?
Шпулька уже была готова заявить, что только ненормальному могут понравиться все эти кошмары, но вдруг задумалась. А ведь на самом деле, окружавший их мир — мир воды и неба, и пронизанных солнцем далей, и зелёных берегов — был прекрасен и полон безмятежного покоя, даже несмотря на идиотские и подозрительные события. Да и сами эти события никакого вреда не приносили и спустя короткое время быстро бледнели, хирели и съёживались, как лопнувший воздушный шарик, отступая перед жизнерадостным праздником зелени и синевы.
Поэтому Шпульке ничего не оставалось, как честно признаться:
— Нравится! По правде говоря, не придумай ты этого путешествия, сидела бы я сейчас в деревне в тишине и покое и была бы жутко несчастна. Уж лучше здесь мучиться.
Какое-то время обе гребли молча.
— Парус! — оживлённо воскликнула Тереска. — Слушай, был бы у нас парус, не пришлось бы грести — все легче.
— Легче, — согласилась подруга. — Я и сама об этом думала.
— Так давай сделаем!
— Из чего? Из пододеяльника?
— В одной книге на картинке о потерпевших кораблекрушение была одна ночная рубашка. Твоя как раз подойдёт.
— Я предпочитаю в ней спать.
— Сии на здоровье. Одно другому не мешает. Днём будет парусом, а ночью — ночной рубашкой. Мачту и всякие там перекладины сделаем на ближайшей стоянке.
— А чем прикреплять?
— Верёвкой. В Гижицке надо будет купить верёвку. Или пришить. Купим крепкие нитки.
— И большую иглу.
— И гвозди, может, придётся что прибить.
— И посудину для воды…
Прежде чем девчонки доплыли до конца озера, список необходимых покупок вырос до угрожающих размеров…
— Мне уже ничего не надо, — умирающим голосом заявила Шпулька в шесть часов вечера. — Из двух зол лучше пусть будет шоссе, чем железная дорога. Если найдём здесь свободное место, черт с ним, остаёмся!
Байдарка слегка покачивалась вблизи берега, а подруги, сложа весла, с отвращением разглядывали один из специально оборудованных туристских комплексов на озере Негочин. В реденьком лесочке у самой воды сгрудились деревянные домики и палатки, из-за деревьев доносился шум проезжавших автомобилей. Движение, по всей видимости, было весьма интенсивным.
— Не слоняйся мы полдня по магазинам, осталось бы время поискать что-нибудь получше, — заметила Тереска.
Домики и палатки теснились за загородкой. Между ними крутились люди, как раз начинавшие готовить ужин на разнообразнейших плитках и примусах. У самой воды женщина стирала что-то в махоньком тазике, а другая — едва ли в большем — пыталась одновременно вымыть двоих детей. К озеру вели мостки, в конце которых был установлен обязательный щит с надписью «Купаться запрещено».
Шпулька смотрела на все это без малейшего энтузиазма.
— Сущий кошмар! Уж лучше ночевать в лодке.
— Иду на разведку, — вздохнула Тереска. — Кажется, у самой ограды есть свободный клочок травы.
Толстая тётка средних лет, представляющая администрацию кемпинга, с явной неохотой согласилась выделить нашим путешественницам место у ограды. Довольно долго она убеждала Тереску, что им значительно удобнее будет в центре, там, где детская площадка и тропинка. Если палатку поставить задом наперёд, на тропинку можно будет протянуть ноги, зато никто не будет ходить по головам. Мальчишка с мячом налетел на Тереску сзади, благодаря чему она прикусила язык сразу в прямом и переносном смысле и не успела высказать свои мысли об этом любезном предложении, продолжая в то же время настаивать на травке в сторонке.
— Это же у самого леса, — недовольно скривилась администраторша. — Не забоитесь?
— Нет! — отчаянно заверяла Тереска. — Мы очень смелые…
— Будь я в состоянии поднять весло, только бы меня здесь и видели, — с отвращением заявила Шпулька, когда палатку уже установили, а все вещи перетащили. — Мыться отказываюсь. Посмотри, что там творится!
Место для купания было отгорожено верёвками и напоминало светлой памяти бассейн «Москва» в воскресенье, с той лишь разницей, что было оно гораздо мельче. В этом «лягушатнике» плескалось множество отдыхающих, в основном детей, которых немногочисленные взрослые безуспешно пытались умыть, затолкать в воду или же, наоборот, из неё вытащить. На поверхности плавали хлопья мыльной пены, а все вместе взятое напоминало гигантскую банную лохань. Неподалёку на мостках сидел какой-то тип с отрешённым выражением лица и равнодушно смотрел на это банно-прачечное безумие, держа в руках удочку, поплавок которой весело подскакивал на мыльных волнах.