Ее глаза снова наполнились слезами, но она быстрым движением смахнула их.
— Проклятый Джордж Маус. Как он мог быть таким глупым?
— А что он сделал?
— Он сказал, что был пьян. У него был нож.
Оберон вскоре совсем запутался в ее рассказе и не мог понять, у кого был нож и кто сказал, что он был пьян. Прослушав эту историю еще дважды, он выяснил, что брат Бруно пришел пьяным на старую ферму и под воздействием своей новой религии или философии потребовал у Джорджа Мауса племянника Бруно и который в отсутствие Сильви после долгих споров и угроз уступил ему. И что племянник Бруно был теперь в руках извращенных и ужасно глупых родственников жены, которые доведут его, как довели ее брата, до дикости, сделают его тщеславным, непослушным и эгоистичным; и что план Сильви выкрасть его провалился: Джордж Маус запретил ее родственникам приходить на ферму, у него и без них достаточно забот.
— Вот поэтому я не могу жить с ним больше, — сказала она, без сомнения на этот раз имея в виду Джордж.
У Оберона появилась слабая надежда.
— Я думаю, что это не его ошибка, — сказала она. — Вернее сказать, это вовсе не ошибка. Я больше не могу. Я постоянно думаю об этом и все же…
Она сжала виски, как бы удерживая мысли.
— Если бы у меня хватило сил высказать им все. Им всем. — Ее горе и страдания достигли предела.
— Я никогда не захочу видеть их снова. Никогда, никогда, никогда.
Она почти смеялась.
— Это действительно глупо, потому что если я уйду отсюда, то мне будет некуда идти. Совсем некуда…
Она не будет плакать. Она не должна, да и самый тяжелый момент прошел, но ее лицо выражало полнейшее отчаяние, когда она глядя в огонь сжимала щеки руками.
Оберон сцепил руки за спиной и постаравшись придать своему голосу доверительный тон, сказал:
— Ну конечно, вы можете остаться здесь, пожалуйста. — Сказав это, он понял, что предлагает ей место, которое больше принадлежало ей, чем ему, и покраснел. — Я хочу сказать, что конечно, вы можете остаться здесь, если вас не смущает мое присутствие.
Она осторожно посмотрела на него и ему показалось, что она поняла его состояние, которое он хотел скрыть от нее.
— Правда? — спросила она и улыбнулась. — Я не займу много места.
— Здесь и не так много места. — Почувствовав себя хозяином, он задумчиво огляделся.
— Я не знаю, как нам это уладить, но вот кресло, а вот мой почти сухой плащ. Можете использовать его, как одеяло…
Он чувствовал, что сам, свернувшись в углу, возможно и вовсе не уснет. Он думал о том, что еще он мог бы уступить ей.
— Я могла бы прилечь в уголке кровати, — сказала она, — я свернусь в ногах и займу действительно мало места.
— Кровати?
— Да, кровати! — воскликнула она, волнуясь все больше.
— Какой кровати?
Неожиданно она поняла его недоумение и громко рассмеялась.
— О нет, я не могу поверить, ты собираешься спать на полу! — Она подошла к массивному шкафу на ножках, стоявшему у стены и протянув руку за его заднюю стенку, нажала какую-то кнопку или повернула рычаг и очень довольная, опустила переднюю часть шкафа. Панель мягко опустилась; в зеркале отразилась часть пола, а потом ничего не стало видно; медные набалдашники в верхних углах панели плавно выдвинулись и появились ножки. Это действительно была кровать с резным изголовьем. В самом шкафу нашелся матрац, покрывала и две взбитые подушки. Он смеялся вместе с ней. В разложенном виде кровать занимала большую часть комнаты. Складная спальня.
— Не слишком ли она велика? — спросила девушка.
— Очень большая.
— Места хватит для двоих, не правда ли?
— О конечно, конечно… — Он был готов предложить ей всю кровать; это было бы правильно и он сразу бы сделал так, если бы знал, что в шкафу спрятана кровать. Но он видел, что она притворяется, будто не замечает его джентльменского поступка и очень благодарна ему за половину кровати. Эта неожиданная хитрость заставила его замолчать.
— Вы уверены, что я вам не помешаю? — спросила она.
— Нет, нет, что вы? Если вы уверены, что я вам не помешаю…
— Я всегда спала с другими людьми. Я много лет спала с моей бабушкой, а потом мы обычно спали с сестрой. — Она села на кровать — кровать была такой пышной и высокой, что ей пришлось помогать себе руками, а ее ноги не доставали до пола. Она улыбалась и он улыбнулся в ответ.
— Вот так, — сказала она.
Эта видоизмененная комната стала началом изменений в его жизни. Ничто в жизни не повторится. Внезапно он осознал, что жадными глазами смотрит на нее, а она отводит свой взгляд.