— Как ты думаешь, дорогая, — спросил Момди, — стоит ли ехать дальше? Может быть, нам стоит выйти?
— О, я думаю, что мы еще можем проехать, — ответила Алис. Она понимала, что Момди с ее артритом и Клауд с больными ногами не смогут идти пешком и они поехали на автомобиле только из-за них. Раньше… Они переехали через яму и все, даже Спак, подскочили на сиденьях; автомобиль въехал в тень; Алис замедлила ход и почти ощутила мягкое прикосновение тени к полотняному верху машины; она забыла, что думала и наслаждалась счастливым летним днем. В это время все они услышали пение первой в этом году цикады. Алис остановила фургон. Спак перестал расхаживать.
— Ты сможешь дойти отсюда, ма? — спросила она.
— Конечно, дорогая.
— А ты, Клауд?
Клауд не ответила. Притихнув, она сидела в этом завораживающем море зелени и солнечного света.
— Что? Ах, да, — отозвалась она наконец. — Оберон поможет мне. Я пойду последней. — Оберон сдержанно рассмеялся, Клауд тоже фыркнула.
— А не та ли это дорога, — сказал Смоки, когда они вышли из машины и стали спускаться по едва приметной дорожке, — не та ли это дорога, — он поудобнее перехватил ручку плетеной корзинки, которую нес вместе с Алис, — не по этой ли дороге мы шли, когда…
— Да, — кивнула Алис и с улыбкой посмотрела на него. — Ты прав. — Она крепче сжала ручку плетеной корзинки, как будто это была рука Смоки.
— Я так и думал, — сказал Смоки. Деревья, которые стояли на косогоре над оврагом у дороги, заметно подросли, стали еще более благородными и величественными, еще больше заросли плющом.
— Где-то здесь, — сказал он, — была едва заметная тропинка, ведущая в лес.
— А мы уже идем по ней.
Корзинка, которую он нес вместе с Алис, оттягивала плечо и затрудняла движение.
— Мне кажется, что этой тропинки теперь нет, — сказал он. Корзинка стала еще тяжелее, как будто в ней было золото или камни. Это была та самая плетеная корзинка, которую Момди собрала им в день их свадьбы.
— Некому протаптывать, — Алис оглянулась и бросила быстрый взгляд на отца, она заметила, что он тоже смотрит в сторону леса, — теперь тропинка никому не нужна. — Этим летом исполнилось десять лет, как умерли Эми Вудс и ее муж Крис.
— Удивительно, — снова заговорил Смоки, — как плохо я знаю географию этих мест.
— М-м-м.
— Я даже не представляю, куда ведет эта дорога.
— Ну, может быть, никуда не ведет, — откликнулась Алис.
Опираясь одной рукой на плечо Оберона, а другой на тяжелую трость, Клауд аккуратно шла по дороге, стараясь обходить все камни. У нее была привычка постоянно жевать губами и если ей казалось, что кто— то заметил это, она приходила в страшное смущение и она старалась убедить себя, что никто не обращает на это внимания, хотя все это видели.
— Как это мило с твоей стороны помочь своей старой тетушке, — сказала она.
— Тетушка Клауд, — начал Оберон, думая о своем, — правда, что твои отец и мать написали эту книгу?
— Какую книгу, дорогу?
— Об архитектуре.
— Я думала, — сказала Клауд, — что эти книги закрыты на ключ.
— А скажи, — Оберон полностью проигнорировал ее слова, — там написана правда?
— А что там написано?
Было невозможно сказать обо всем, что было в книге.
— В конце книги есть план. Это план сражения?
— Ну, я никогда не задумывалась над этим. Сражение! Ты так думаешь?
Ее удивление поколебало его уверенность.
— А как ты думаешь, что это такое?
— Я не могу так сразу сказать.
Он подождал, пока она выскажется яснее, но она молчала и только жевала губами и с трудом продолжала свой путь; ему ничего не оставалось, как по-своему расценить ее молчание; он подумал, что она знает, что в книге, только ей запрещено говорить об этом.
— Это что, секрет?
— Секрет?! Хм. — Она снова выглядела такой удивленной, как будто действительно никогда раньше не думала об этом. — Ты думаешь это секрет? Ну, возможно… Дорогой, посмотри, все уже ушли вперед.
Оберон отказался от дальнейших расспросов. Рука пожилой женщины тяжело опиралась на его плечо. Позади, там, где дорога выходила из леса и снова исчезала, высоченные деревья своей серебристо-зеленой листвой заполняли все свободное пространство; казалось, что они наклоняются, протягивают свои ветвистые руки, предлагая путникам принять их поддержку. Клауд и Оберон посмотрели на их могучие вершины, вышли из тени на залитый солнцем участок дороги, спустились вниз и исчезли из виду.