ХОЛМЫ И ДОЛИНЫ
— Когда я была девочкой, — сказала Момди, — мы обычно ходили здесь взад-вперед.
Клетчатая скатерть, вокруг которой они все расположились, была сначала расстелена на солнце, но теперь оказалась в тени высокого развесистого клена, где они и расположились. Над копченым окороком, жареными цыплятами и шоколадными пирожными нависла огромная опасность: летучий эскадрон ос уже достиг края поляны и передавал сообщение дальше; великая удача.
— Холмы и долины, — сказала Момди, — всегда имели связь с городом. Ты знаешь, что мою мать звали Хилл, — обратилась она к Смоки, хотя он давно это знал. — О, в тридцатые годы было так весело садиться в поезд, завтракать и ехать навестить кузенов Хилл. Хиллсы не всегда жили в городе…
— А в горах Шотландии живут родственники Хилл, — спросила Софи из-под полей шляпы, которую она надвинула на лицо, спасаясь от горячего солнца.
— Там только ветвь, — сказала Момди, — дело в том…
— Это слишком длинная история, — прервал ее доктор. Он поднял бокал с вином так, что на него упал солнечный свет /он всегда настаивал, чтобы на пикники брали стаканы из тонкого стекла и в серебряных подстаканниках, что делало пикники похожими на настоящие пиры/ и наблюдал за игрой солнечных лучей на тонких гранях.
— Шотландским холмам досталось все самое лучшее, — задумчиво проговорил он.
— Это не совсем так, — не согласилась Момди, — откуда тебе знать эту историю?
— Птичка на хвосте принесла, — ответил доктор посмеиваясь снисходительно.
Он лег на спину, вытянулся под кленом и надвинул на лицо панаму, такую же старую, как и он сам, собираясь вздремнуть. Воспоминания Момди с годами становились все длиннее, бессвязнее и постоянно повторялись, к тому же она становилась глуховатой; но она никогда этого не замечала.
— Семьи Хиллз, живущие в городе, были поистине замечательны, — рассказывала всем Момди. — Замечательные ирландские девушки. Мэри, Бриджит и Каталина. Ну вот. Некоторые из Хиллзов умерли, другие переехали на запад к горам. Все, кроме одной девушки, которая была примерно в возрасте Норы, она вышла замуж за мистера Таунса и они остались. Это была замечательная свадьба. Впервые в жизни я заплакала. Она была не очень красива, не очень молода; у нее была дочь от первого мужа. Как его звали? Ее семья была так счастлива за нее. — Все Хиллзы плясали от радости, — негромко проговорил Смоки.
— …и там была их дочь, вернее, ее дочь Филис, которая позже, уже после того, как я вышла замуж, встретила Стенли Мауса. Да, так вот Филис… Кто со стороны ее матери был из рода Хиллзов? Мать Джорджа и Франца.
Момди немного помолчала, вспоминая, а потом продолжила.
— Ирландия в те дни была очень плохим местом, конечно…
— Ирландия? — сказал доктор, открывая глаза, — как мы оказались в Ирландии?
— Одна из тех девушек, Бригит, я думаю, — ответила Момди, поворачиваясь к мужу, — Бригит и Мэри? — позже вышла замуж за Джека Хилла, когда умерла его первая жена. Теперь его жена…
Смоки спокойно отвернулся, как бы желая прервать ее рассуждения. Доктор и тетушка Клауд тоже не очень прислушивались к ее бессвязному рассказу, но так как их позы выражали внимание, Момди продолжала. Оберон с озабоченным видом сидел чуть поодаль /Смоки даже удивился, так как никогда не видел его таким/ и подбрасывал яблоко. Он так сердито посмотрел на отца, что Смоки подумал, не собирается ли он бросить в него яблоком. Смоки улыбнулся, думая, что сын шутит, но выражение лица Оберона не изменилось, Смоки решил не трогать сына и вернулся на свое место. На самом деле Оберон смотрел вовсе не на него; между ним и его отцом сидела Лайлек и взгляд Оберона был прикован к ней; на ее лице было какое-то странное выражение — оно было печальным и он не мог понять причину этого.
Смоки сел рядом с Дэйли Алис. Алис лежала в гамаке, удобно устроившись на подушках и поглаживая свой живот. Смоки отломил кусочек пирога.
— Можно спросить тебя кое о чем?
— О чем? — Алис даже не приоткрыла сонные глаза.
— Ты помнишь тот день, когда мы поженились?