— Черт возьми, — с придыханием проговорила она, когда прозвонил дверной звонок. Она посмотрела на часы. Каменный слуга наверняка еще спал, и хотя наступил уже день, все еще было темно, как ночью. Она вышла в прихожую, сняла с вешалки зонт с длинной ручкой и открыла дверь. В дверях стояла растрепанная черная фигура в мокром плаще и низко надвинутой широкополой шляпе, и в первый момент она испугалась.
— Служба Крылатого Вестника, — сказал человек, — добрый вечер, леди.
— Привет, Фред, — ответила Хоксквилл, — как ты испугал меня.
Она чуть не обругала его, назвав приведением, но в последний момент сдержалась.
— Входи, входи.
Он не стал проходить дальше вестибюля, так как с его одежды текла вода: он так и стоял, пока Хоксквилл наливала ему виски в стакан.
— Наступили черные дни, — сказал он, беря протянутый стакан.
— Дни святой Люсии — самый короткий день.
Он сдержанно засмеялся, прекрасно понимая, что она знает, что он имел в виду нечто большее, чем погода. Он залпом опустошил свой стакан и вынул из пластикового пакета толстый конверт, бросил его Хоксквилл. Адреса отправителя на нем не было. Она записала в книгу имя Фреда Сэвиджа.
— Неудачный день для работы, — сказала она.
— Ни дождь, ни слякоть, ни снег, — сказал Фред.
— Может быть останешься ненадолго, — предложила она, — я разведу огонь.
— Если я задержусь на минутку, — сказал он, наклоняясь в одну сторону, — то мне придется остаться на целый час, — он наклонился в другую сторону, при этом с его шляпы пробежали ручейки воды. Он выпрямился и раскланялся.
Когда он работал, что бывало не часто, более преданного человека трудно было найти. Хоксквилл закрыла за ним дверь, сравнивая его с челноком, снующим по дождливому городу, и вернулась в гостиную. Толстый конверт содержал большую пачку пахнущих типографской краской листков бумаги, на которых было написано огромное количество наименований и коротенькая записка: «Плата за согласие в деле Р.Е. Вы пришли к какому-нибудь заключению?» Подписи не было.
Она бросила записку на открытую книгу Джордано Бруно, которую читала перед этим, и собралась подойти к горящему камину, когда в ее сознании появилась какая-то неясная связь. Она подошла к столу, включила яркий свет и внимательно посмотрела на поля записки.
Почерк отличался разборчивостью. Заглавные буквы, правда, были слегка смазаны, как если бы писавший торопился.
Где же были эти карты, если только они вообще не исчезли с лица земли.
ГЕОГРАФИЯ
По мере того, как она взрослела, окружающим казалось, что Нора Клауд становится все толще и солидней. Да и самой ей казалось, что она становится больше, хотя она и не набирала вес. Когда ее возраст приблизился к трехзначной цифре и она медленно передвигалась по Эджвуду, опираясь на две палки, ей приходилось наклоняться не столько от слабости, сколько для того, чтобы приспособиться к узким коридорам дома. С заранее обдуманным намерением она вышла из своей комнаты и направилась к карточному столику, стоявшему в музыкальной гостиной, где под лампой с зеленым абажуром в своей коробочке и в чехле ее ждали карты и где ее ждала Софи, которая в течение этих нескольких лет была ее примерной ученицей. Клауд тяжело опустилась в кресло с грохотом отбросив палки, а ее старые кости негромко хрустнули. Она зажгла коричневую сигарету и положила ее в пепельницу рядом с собой; дым от сигареты легкими завитками поднимался вверх и был похож на мысли.
— Ты хочешь о чем-нибудь спросить? — Клауд вопросительно посмотрела на Софи.
— Давай продолжим на чем мы остановились вчера, — ответила та.
— Нет вопросов, — сказала Клауд. — Очень хорошо.
Они немного помолчали. Как сказал Смоки это был момент молчаливой молитвы; Клауд была восхищена, хотя эти слова Смоки ее очень удивили. Это был момент сосредоточения для подготовки вопросов или отсутствия оных, как сегодня.