Пока тянулась разработка проекта, с ним чуть было не произошли перемены. Чуть было, потому что он сопротивлялся этому. Это было нечто непостижимое для него, он даже не мог найти этому точного названия. Впервые он заметил это, когда среди расписанного по минутам рабочего дня его стали одолевать грезы: иногда это были отдельные, не связанные ни с чем слова, которые внезапно возникали в голове, как будто произнесенные каким-то голосом. Одним из таких слов было «многочисленность». Другое слово появилось на следующий день, когда он сидел, глядя, как по высоким окнам стекают грязные струйки дождя. И этим словом было «комбинаторный». Возникнув однажды, это стало продолжаться, пока не овладело его мыслями; это распространилось и на его рабочее место, и в бухгалтерию. Это продолжалось до тех пор, пока он не почувствовал себя парализованным и неспособным совершать подготовленные и хорошо продуманные шаги в своей карьере, которую некоторые называли головокружительной. Он чувствовал себя так, будто погрузился в длительный сон, или будто его только что разбудили. Как бы то ни было, он не хотел этого. Он начал проявлять интерес к теологии. Он прочитал Сведенборга и Августина; большое облегчение ему приносило чтение Аквинаса. Он узнал, что в конце своей жизни Аквинас стал считать все, что он написал «стогом сена».
Стог сена. Дринквотер сел на широкий диван в длинном, освещенном офисе Мауса и уставился на цветные фотографии дворцов, парков и вилл, которые он построил. Он смотрел на них и думал: стог сена. Это напоминало ему самый непрочный домик, выстроенный из соломы, из сказки «Три поросенка». У него должно быть надежное место, где бы он мог спрятаться от преследования волка. Ему было тридцать девять лет.
Вскоре его партнер Маус обнаружил, что он, проведя несколько месяцев за чертежной доской, работая над эскизами торгового дома, совершенно не продвинулся ни на шаг. Просиживая над чертежами, он на самом деле час за часом рисовал крошечные домики со странным внутренним расположением. Его на время отправили за границу для отдыха.
Странное расположение… У дорожки, которая вела от ворот к входной двери с окошечком наверху, он увидел садовое украшение — белый шар, окруженный ржавыми железными прутьями. Некоторые прутья сломались и валялись на дорожке, едва видные из травы. Он толкнул калитку и она открылась, жалобно скрипнув не смазанными петлями. Внутри дома мелькнул свет и когда он, пройдя по заросшей травой дорожке, приблизился к дому, его окликнули.
ЭТО БЫЛ ОН
— Тебя сюда не звали, — сказал доктор Брэймбл (а это был именно он). — Это ты, Фред? Мне придется повесить замок на калитку, если люди не научатся себя вести.
— Я не Фред.
Его акцент заставил доктора Брэймбла замолчать и призадуматься. Он поднял повыше лампу.
— Кто вы?
— Просто путешественник. Я сбился с пути, у вас не телефона?
— Конечно, нет.
— Я не собираюсь вторгаться в ваш дом.
— Осторожнее, там стоит старая модель планетной системы, но она проржавела и почти разрушилась. Вы можете поранить ноги. Вы американец?
— Да.
— Ну, ну, входите.
Девушка исчезла.
НЕПРОХОДИМЫЕ ДЕБРИ
Два года спустя Джон Дринквотер с сонным видом сидел в жарких комнатах городского теософского общества. Он никогда бы не мог подумать, что перипетии жизни приведут его именно сюда, но это было не так. План проведения курса лекций различными известными людьми был уже составлен и среди медиумов и мистиков, ожидающих решения общества, Дринквотер обнаружил имя доктора Теодора Брэймбла, который собирался говорить о существовании малых миров внутри больших. Как только он прочитал это имя, перед его внутренним взором сразу же возникла девушка на яблоне и призрачный огонек свечи в ее руках. В чем дело? Он снова увидел, как она входит в сумрачную столовую — викарий так и не счел нужным ее представить, руководствуясь какими-то своими правилами. Он только кивнул и отодвинул в сторону стопку книг в мягких переплетах и груду бумаг, перевязанных голубой лентой, освобождая на столе место для чайных чашек и треснутой тарелки с копченой рыбой. Все это девушка принесла и поставила на стол, не поднимая глаз. Она могла быть дочерью или служанкой, или пленницей, или экономкой. Идеи доктора Брэймбла были достаточно странными, даже порой маниакальными и очень ярко выраженными.