КНИГА ТРЕТЬЯ
I
Все приходящие входили в личные апартаменты через зеркальную дверь, которая вела в галерею и всегда была закрыта. Она открывалась, если по ней поскрести и сразу же закрывалась.
СЕН-СИМОН
Прошло двадцать лет. Поздним осенним вечером Джордж Маус стоял на третьем этаже своего городского дома у окна библиотеки, а потом пошел по маленькому крытому переходу, который соединял его окно с окном бывшей кухни в многоэтажном доме, который примыкал к его владению. Бывшая кухня была темной и холодной. От его дыхания шел легкий пар, который был хорошо виден в свете фонаря. Крысы и мыши разбегались от света под его ногами, он слышал скрежет и топот их маленьких лапок, но ничего не видел. Не открывая двери /ее не было там уже много лет/, он прошел через холл и осторожно пошел вниз по лестнице; осторожно потому, что лестница была разрушена и многих ступенек не хватало.
ЛЮДЕЙ НЕ ВПУСКАТЬ
Внизу на этаже горел свет и слышался смех; люди приветствовали его, входя и выходя из своих комнат, неся приготовленный обед; дети гонялись друг за другом по комнатам. Первый нежилой этаж использовался под склад и там было темно. Джордж, высоко держа лампу, прошел по темному холлу к входной двери и увидел, что ее тяжелый засов уже закрыт, цепочки и замки тоже заперты. Обогнув лестницу, он подошел к двери, ведущей в подвал, доставая по пути огромную связку ключей. Каждый раз, когда он открывал дверь подвала, он беспокойно думал, не повесить ли новый большой замок; старый замок был игрушкой для такой двери, он был снят со старого саквояжа и любой мог сломать его. Но он всегда считал, что новый замок может вызвать любопытство у людей и тогда достаточно будет толкнуть дверь плечом и не выдержит никакой новый замок. О, все бывают очень осмотрительными, когда хотят что-то скрыть от людских глаз. В конце лестницы он стал еще более внимательным /бог знает, что могло быть там среди пыльных бумаг, старого мусора и самых невероятных обломков/. Однажды он уже наступил на что-то большое, мягкое и неживое и четь не сломал себе шею. Дойдя до конца лестницы, он повесил лампу, подошел к углу подвала и встал на старую толстую балку, удерживая равновесие и пытаясь дотянуться до высоко висящей, не поддающейся крысиным зубам полки.
Он получил подарок, который давным-давно был предсказан ему тетушкой Клауд /подарок был оставлен ему незнакомцем и это были не деньги/, задолго до того, как он узнал об этом. Маус вообще отличался скрытностью и совал нос в чужие дела. Всех восхищала власть и дурманящий запах гашиша, который казалось всегда будет у Джорджа и всем хотелось бы иметь то же самое; но он не собирался посвящать их в свои дела. Одним маленьким кусочком наркотика он доставлял людям счастье и у него всегда были наготове сигареты, набитые гашишем; хотя иногда после нескольких выкуренных сигарет он смотрел на одурманенных людей и его охватывало чувство вины за собственную радость и за то, что его огромный удивительный секрет умрет вместе с ним; он никогда не рассказывал об этом ни одной живой душе.
Именно Смоки однажды непреднамеренно раскрыл перед Джорджем источник его великого будущего.
— Я где-то читал, — сказал Смоки /это была его обычная манера начинать разговор/,— что лет пятьдесят-шестьдесят назад где-то в твоем районе располагалась Средневосточная торговая компания. Большинство служащих были ливанцами. Маленькие лавочки и магазинчики приторговывали гашишем. Ну, знаешь, вместе с ирисками и халвой. За пять центов можно было купить очень много: большие толстые куски, как шоколадные батончики.
И они действительно очень походили на шоколадные батончики.
…При этих словах Смоки Джордж почувствовал себя, как загнанная в угол мышь, которую ударили по голове большим деревянным молотком. Впоследствии, когда он спускался в подвал за запасами наркотика, он казался себе ливантийцем с козлиной бородкой, крючковатым носом, лысым педерастом, который снабжал сигаретами уличных мальчишек с оливковыми глазами. Он поспешно взобрался на старую балку и поднял крышку деревянного ящика, расписанного затейливыми буквами.
Осталось не так много. Скоро придется пополнить запас. Бруски лежали друг на друге, покрытые толстым слоем серебристой фольги. Между ними были расположены желтоватые промасленные листки бумаги. Сами брусочки тоже были обернуты бумагой. Он вынул два пакета, что-то подсчитал, шевеля губами, а потом неохотно положил на место один брусок. Это не будет продолжаться долго, так он говорил много лет назад, когда узнал, что это такое. Он закрыл брусочки промасленной бумагой, а затем фольгой, опустил крышку и прижал ее старыми согнутыми гвоздями; для верности он еще прихлопнул сверху рукой так, что взлетела пыль. Спустившись с балки, он поднес брусок к свету и внимательно исследовал его, как будто видел впервые. Он осторожно развернул брусок. Он был темный, как шоколад, размером с игральную карту, восемь дюймов толщиной. На бруске был отчетливый отпечаток. Торговая марка? Стоимость? Таинственный знак? Он никогда не мог определить, что именно это было.