Он оттащил балку, которой пользовался, как ступенькой на место в угол, взял лампу и начал подниматься вверх по лестнице. В кармане его жакета лежал маленький кусочек гашиша столетней давности; Джордж Маус давным-давно решил, что никогда не будет прибегать к его могуществу.
НОВОСТИ ИЗ ДОМУ
Он отпирал дверь подвала, когда кто-то заколотил во входную дверь так неожиданно, что он вскрикнул. Он выждал минуту, надеясь, что это какой-то сумасшедший прохожий и стук больше не повторится. Но в дверь снова застучали. Он подошел к двери, молча прислушался — за дверью кто-то выругался. Затем некто с рычанием ухватился за засов и начал снова трясти дверь.
— Это совершенно бесполезно, — сказал Джордж громким голосом. За дверью остановились.
— Откройте.
— Что? — у Джорджа была привычка делать вид, что он не расслышал вопроса, когда он затруднялся в ответе.
— Откройте дверь.
— Вы знаете, что я не могу сразу открыть вам. Знаете, как это называется?
— Послушайте, вы можете сказать мне, какое из этих заведений имеет номер двадцать два дробь два.
— А кто вы такой?
— Почему в этом городе все на вопрос отвечают вопросом?
— Хм.
— Почему, черт побери, вы не можете открыть дверь и поговорить со мной, как все люди?
За дверью молчали. В голосе за дверью звучала такая неподдельная горечь, что это тронуло сердце Джорджа и он прислушался, не заговорят ли снова; испытывая легкий трепет, он чувствовал себя в безопасности за крепкой дверью.
— Не скажете ли, — снова заговорили за дверью и Джордж услышал, как за вежливостью скрывается ярость, — пожалуйста, не знаете ли вы, где я могу найти дом Мауса, Джорджа Мауса?
— Знаю, — ответил Джордж, — это я. — Конечно, это было довольно рискованно. — Кто вы?
— Меня зовут Оберон Барнейбл. Мой отец…
Но скрежет открывающихся замков и скрип болтов прервали его. Джордж шагнул в темноту и втащил человека, стоящего на пороге, в прихожую. Быстрым движением он захлопнул и запер дверь и поднял лампу, чтобы посмотреть на своего кузена.
— Какой ты еще ребенок, — сказал он, нисколько не заботясь, что это может быть неприятно юноше. Раскачивающаяся лампа отбрасывала блики на его лицо, изменяя черты; лицо его было длинным и узким, да и сам он был длинным и худым, как ручка во внутреннем кармане его собственной рубахи. Как только что из пеленок, подумал Джордж. Он рассмеялся и потряс его руку.
— Ну, и как там, в деревне? Как Элси, Лэйси и Тилли или как там их зовут? Что привело тебя сюда?
— Отец написал, — сказал Оберон, как бы не желая тратить усилия на то, что уже было сделано.
— Да? Ну, ты знаешь, как сейчас ходит почта. Ну, давай, проходи, проходи. Что это мы стоим в прихожей. Здесь чертовски холодно. Кофе или что-нибудь покрепче?
Сын Смоки быстро пожал плечами.
— Осторожней на лестнице, — предупредил Джордж и, светя лампой, повел гостя по пустым помещениям и по маленькому мостику, пока они не остановились на потертом ковре, где впервые встретились родители Оберона. По пути Джордж подобрал старый кухонный табурет на трех ножках.
— Садись, — предложил он. — Ты что, сбежал из дому?
— Отец и мать знают, что я уехал, если тебя это волнует, — ответил Оберон слегка надменным голосом, что впрочем, было вполне объяснимо.
С глухим ворчанием и диким взглядом Джордж поднял над головой сломанный стул — при этом его лицо перекосилось от усилий — швырнул его в камин. Стул разлетелся на кусочки.
— Родители одобрили тебя? — спросил Джордж, подбрасывая обломки в огонь.
— Конечно! — Оберон сидел, скрестив ноги и пощипывал себя за колено сквозь ткань брюк.
— Ну да. Ты шел пешком?
— Нет. — В его голосе прозвучало некоторое презрение.