Мне стало смешно. Добрый дестроер! Я намного мягче своих соплеменников – профессия накладывает отпечаток, но утверждать, что я добрый может только такое наивное дитя.
– М-м, просто я подумал, что так будет лучше, – изрёк я, не зная, как объяснить ребёнку эту взрослую проблему. – Понимаешь, ведь Ника не вещь, я не могу её просто взять себе или кому-то отдать. Но я же видел, что эти двое друг другу нравятся…
– Ты добрый! – безапелляционно заявила Лани. – И меня оживил, потому что добрый, так Искорка говорит. Теперь Ника и Бальдерус гуляют вместе там, в саду, а ты снова один!
– Я не один, – изобразил я широкую улыбку. – У меня есть ты!
– Это не то, – покачала головой Лани. – Тебе нужна Госпожа, я знаю. Но она может быть, долго ещё не придёт. Ничего, мы обязательно найдём тебе новую девушку!
Она уснула у меня на руках, и я отнёс её в постель, а потом долго ещё сидел рядом, вглядываясь в личико спящей маленькой зомби, которая ничем не отличалась от обычной девочки.
....................................................................................
Ещё одна охота! На этот раз мне обещали нечто особенно опасное. Далеко не все понимают, зачем это нужно, и почему «королевское развлечение» должно быть опасным.
Я уже говорил, что это никакое не развлечение, и я вовсе не люблю делать то, что я делаю. Просто, я дестроер, а дестроер не может не уничтожать что-либо, как демиург не может жить, что-либо не создавая. Причём делать это приходится периодически, иначе случится беда. И если демиург, который долго не творил, начинает тосковать, становится вялым, и даже может умереть, когда бездействие продлится слишком долго, то дестроер становится опасным и для себя, и для окружающих.
Я как-то покалечил слугу. Парень был на самом деле виноват и заслуживал примерного наказания, но, конечно не такого, которое лишает человека возможности ходить на собственных ногах. Однако ему не посчастливилось попасть под мой кулак-крушитель. В результате он еле выжил, и теперь даже после долгого лечения, которое целиком было оплачено за счёт казны, вынужден носить корсет, чтобы держаться прямо. Если бы я ударил в лицо, то это была бы смерть, а так я плачу ему пенсию, хоть мог бы этого не делать. А всего-то, я пропустил две охоты подряд. Думал, ничего, справлюсь, и справился бы, наверное, если бы этот растяпа не начудил так «вовремя».
Теперь я охоту не пропускаю. Была идея заменить её турниром, но я её отбросил. В этом деле опасность и смерть должны быть настоящими, иначе ничего не получится. На турнире же опасность исходит только от меня, потому что никто из демиургов-рыцарей мне не соперник. Ну, и, понятное дело, я против того, чтобы убивать кого-то из людей, иначе, как на войне во время сражения или защищая себя и других. Так что приходится обходиться охотой.
Это каждый раз сюрприз. Я специально настоял на том, чтобы мне не рассказывали, с каким именно чудовищем придётся сражаться. Неважно, каким оно будет, главное, чтобы было страшным, крайне опасным и крупнее размером меня самого, иначе ничего не выйдет.
Размышляя подобным образом, я въехал на лесную дорогу и направился в сторону гор. Напасть на меня могли в любую секунду. Кто знает, что там прячется за деревьями? Откуда следят за мной голодные злые глаза? Одним из условий отбора «дичи» для моей охоты, является то, чтобы она была из породы людоедов и уже имела на своём счету немало жертв. Таким образом, я просто доделываю работу тех, кто избавляет человеческие поселения от страшной опасности. Грязное дело!
Сейчас надо держать ухо востро, и заодно слушать своего коня – он ведь намного чувствительнее меня, человека. Этот конь приучен к виду разных тварей, и на него можно положиться. Он не шарахнется, сбрасывая седока, не встанет не вовремя на дыбы, не погонит, не слушая поводьев. Зато предупредит об опасности и будет надёжен в бою, как самый верный друг. Коня мне бывает, больше всего жаль, если что-то идёт не так. За время своего правления я потерял четырёх таких скакунов во время своих охот, и каждый раз это было связано с тем, что они гибли, отдавая свою жизнь за меня, спасая, либо принимая на себя предназначенный мне удар.
На сей раз чувствительность коня оказалась ниже моей. Я ничего не слышал, и ни одна тень не сказала мне, что опасность сзади. Просто, в один прекрасный момент я почувствовал затылком полный ненависти, тяжёлый нечеловеческий взгляд.
Я обернулся. Он стоял посреди дороги неподвижно, как изваяние и смотрел на меня несколькими парами выпуклых рубиновых глаз. Я ни разу не мог пожаловаться на нерадение устроителей охоты, но сегодня они явно перестарались. Гигантский паук был размером с трёхэтажный городской дом! Я мог бы проехать под его брюхом, не наклоняя копья.