Ахмадей начал петушиться:
- Монета вовсе не рублёвая. Рубль - сам по себе, злотый - сам по себе.
Поняв, что вот-вот возникнет ссора, я попытался их помирить.
- О чём вы спорите? - сказал я. - Монета ещё не клад.
Во мне боролись два чувства: желание открыть обман Яши и радость оттого, что я стал обладателем редкой и единственной монеты.
- Ты не понимаешь, Мансур, - вмешался Искандер. - Находка монеты говорит о многом. Я слышал, что в подвалах старых домов часто зарывали целые состояния. Кто знает, может быть, тут потайное место всяких драгоценностей?
После его слов у всех загорелись глаза.
- Дайте мне лом! - потребовала Фатыма. - Я тоже хочу копать.
- Не отдам! - заупрямился Ахмадей.
- Отдай, говорят!
- Не отдам!
И тут, прежде чем мы успели вмешаться, Фатыма схватилась за лом. Каждый из них начал тянуть его к себе. А потом не то Ахмадей отпустил лом, не то лом выскользнул из его рук - этого никто не понял. Одним словом, случилось несчастье. Фатыма застонала и присела на землю. Через чулок проступила кровь. Наверно, она сильно поранила себе ногу. Раздумывать было некогда. Маня сбегала домой. Она принесла одеколон и марлю. Промыв рану, мы перевязали ногу. Я боялся, что Фатыма заплачет, но она сдержала себя.
- Болит? - спросил я её.
Она кивнула головой.
- Ахмадей ударил тебя не нарочно, - сказал я.
Она ничего не ответила.
- Ты, Фатыма, не думай, что я нарочно или там по злости, - подтвердил Ахмадей.
Но она опять промолчала.
- Если узнают дома, мне здорово попадёт, - сдавленным голосом произнёс Ахмадей.
Мне стало его жалко.
- Нельзя подводить товарища, - вмешался Яша. - Когда ищут клад, и не то ещё бывает!..
Я по очереди заглянул всем в глаза; все были расстроены и не знали, что посоветовать. Зная, что у Фатымы отзывчивое сердце, я снова обратился к ней.
- Ты не выдавай Ахмадея! - попросил я. - Какой интерес подводить товарища? Ну, скажешь маме, что ты сама… Или ребята, незнакомые, на улице… Чего тебе стоит?
Фатыма завертела головой:
- Я не могу обманывать.
К счастью, вмешался её брат.
- Сестру я знаю. Она никого не выдаст, ручаюсь головой. Только, чур, всем молчать! - сказал он.
- Один за всех, все за одного! - громко сказал Яша.
- Правильно! - обрадовался я.
Поиски сокровищ пришлось отложить до следующего раза: было очень поздно, а ведь надо было ещё незаметно пробраться домой. Кроме того, все расстроились из-за раны Фатымы.
КАК Я СТАЛ НАРОДНЫМ ЗАСЕДАТЕЛЕМ
Через два дня после этого происшествия я стоял на стуле около комода и рассматривал себя в зеркало. Тут как раз вернулась мама.
- Ты ли это? - ахнула она. - Вот удивил! Никогда не думала, что ты можешь смотреться в зеркало!
Я пожал плечами, а она всё не переставала восторгаться:
- Наконец-то вид у тебя настоящий!.. Оделся по-человечески!..
Никогда я не замечал за моей мамой такой восторженности. Ну и что из того, что я надел новые ботинки! И волосы причесал… Не понимаю, чему тут умиляться!
Стараясь быть вежливым, я сказал:
- Неужели мне нельзя одеться или перед зеркалом расчесать волосы? Сегодня седьмое августа. Скоро в школу, а я ни разу не примерял ботинки и новую рубашку…
Хотя, если говорить правду, школа тут была ни при чём. Я собирался навестить Фатыму и поэтому оделся по-праздничному.
У мамы, наверно, тоже заговорила совесть: поняла, что зря привязалась ко мне. Она поцеловала меня в нос и вытолкнула в коридор.
На дворе я ощутил какое-то изменение. Всё было на месте: и деревья, и палисадник, и турник, и гаражи, и в то же время всё выглядело по-новому. Подумав, я решил, что пришла пора прощания с летом. Под опавшими листьями воровато шуршал ветер. Он щекотал листья, опрокидывал, собирал их и разносил снова. Я взглянул на наши липы. Сбросив листья, они будто похудели. Скоро, скоро пойдут дожди, и стёкла окон будут напоминать косые линии в тетради для письма… Сердце сжалось: прошло лето!
Не успел я спуститься с крыльца, как услышал гулкий смех дяди Яфая:
- Куда собрался, непоседа?
Он по-прежнему называл меня непоседой.
- Здравствуй, дядя Яфай! - обрадовался я и протянул ему руку. - Вот кстати вы мне повстречались!
- Рад тебе помочь, - улыбнулся он, пожимая мне руку своей большой и твёрдой лапой.
Я сразу приступил к делу:
- Вам на войне приходилось лёживать в госпиталях?
- Даже не раз… А зачем тебе понадобился госпиталь?
- Собрался навестить Фатыму, она у нас раненая… Да вы уже слышали. И вот не знаю, как её занять… С чего начинать…
Дядя Яфай, по обыкновению, прищурил глаза:
- Решил, значит, навестить? Отлично, непоседа! И думаю, что она очень обрадуется. Больной человек никогда не забывает подобного внимания. Посиди подле неё, расскажи новости, что творится в «Большом оркестре». А ещё в госпитале нам книги читали.
Распрощавшись с нашим комендантом, я ещё помедлил идти к Фатыме. В нарядной одежде мне хотелось повстречать побольше людей. «Может, - думал я, - подвернётся Маня или Люциина мама, которая приняла меня за босяка».
Но мне не везло: двор был пуст. Я уже было взялся за ручку двери, чтобы войти в Фатымину квартиру, как услышал знакомый свист. В ту же минуту показался и Ахмадей.
- Эй, Мансур, дуй сюда!
Я нарочно пошёл медленно, чтобы продлить удовольствие: Ахмадей ни разу не видел меня таким чистеньким. Пусть знает: если захочу, стану чистеньким не хуже Яши. Только мне не нравится быть воспитанным, охоты особой нет…
Мой друг выказывал все признаки нетерпения.
- В зубы - раз! В морду - два! - хмуро бормотал он, косясь на меня.
- За что? - крикнул я, замедляя шаги.
- За дело! С кладом надул? Надул!
- Так ведь это не я, а Яшка, - напомнил я.
- А кто говорит, что это ты? - пробурчал Ахмадей. - Третий час поджидаю его, да всё не появляется. Держись, Ахмадей!
Яшку, конечно, следовало проучить: вот уже два дня он не заикался про клад, а если мы заговаривали, начинал смеяться.
Однако я не особенно одобрял и планы Ахмадея. Ну, подерутся, поссорятся, и сразу станет скучно. Да и вообще, как однажды сказал дядя Яфай, драка - это не метод.
- Проучить следовало, да иначе, - заметил я Ахмадею, на всякий случай держась от него на расстоянии.
- Не одобряешь, значит?
- Не одобряю.
- Защищаешь?
- Нет, не защищаю, - сказал я. - Следует так проучить, чтобы весь век помнил.
Ахмадей, как всегда, когда ему возражали, сердито буркнул:
- Что предлагаешь?
- Пока планов никаких нет, но…
- А нет планов, так молчи!.. В морду - раз, по башке - два!..
Мой друг заложил руки за спину и начал ходить взад и вперёд.
Так делал старый генерал в отставке, который жил в нашем дворе на первом этаже. Мы иногда наблюдали за ним в окно и вообще дружили: он был добрый и не раз разговаривал с нами. Ахмадей тоже мечтал стать военным и вот теперь, как видно, репетировал.
- Может, Яшку судить следует, а? - предложил я наобум.
- Судить, говоришь? - сразу остановился Ахмадей.
- Конечно, - заторопился я. - За обман товарищей и враньё…
Ахмадей задумался.
- Наверно, подходящей статьи нет.
- Придумаем, ежели нет. А судить его следует.
- Впрочем, насчёт статьи выясним. Сбегай к Люции. Не может быть, чтобы в их библиотеке не было судейских книг!
- Статью найду, - заверил я Ахмадея. - И сам буду прокурором!
Гляжу, ему не понравилось моё заявление.
- Нет, не станешь ты прокурором. У настоящего прокурора и голос должен быть авторитетным - допустим, как мой, - и кулаки крепкие…
Думаю себе: перегнул Ахмадей - зачем прокурору крепкие кулаки? Однако спорить с ним было бесполезно.
- Что ж, согласен и на судейство, - примирительно проговорил я.
Ахмадей вскипел:
- Я сам его буду судить, потому что я зол на него!
- Я тоже зол! - заупрямился я. - Он у меня кишку отбирал!